Эх, Родина…
Июнь 30, 2017 Кино
Фильмы о веках минувших уверенно шагают в ногу с веком нынешним. Те, что «о доблестях, о подвигах, о славе» пробуждают милосердие – им исторические искажения великодушно прощают. От иных, менее оптимистичных, напротив, требуют «правды-матки», может быть от того и вызывают они «кое-где у нас порой» истерические споры (истерия по-гречески – матка). Павел Чухрай из тех, кто, обращаясь к эпизодам прошлого, не боится попасть под пресс неприятных вопросов, ярлыков и «экспертных заключений». Кажется, что режиссер, затрагивая болезненную тему русско-литовского не столь общего, сколь сшитого грубой ниткой по живому прошлого, «нарывается», но это нарывает история…
«Прерванное молчание» – так назывался международный документальный проект Стивена Спилберга, в котором Россию представляли «Дети из бездны» Павла Чухрая. Основанный на интервью с уцелевшими в Холокосте фильм, пеплом заклейменных желтыми звездами, отстукивает ритм «Холодному танго». Прервав десятилетнее молчание, режиссер вновь предлагает публике фильм о замалчиваемых эпизодах 1940-1950-х годов. «Холодное танго» – танго втроем, любовный треугольник с остро-ранящими углами: он, она и Родина. Макса (Риналь Мухаметов) и Лайму (Юлия Пересильд) время пометило вначале как еврея и литовку, потом как советского оккупанта и дочь предателя. Их разделят предрассудки, обиды, годы и колючая проволока, но любовь их – сплав, не подвергшийся коррозии времени. Один строгий режим сменит другой, одни будут сжигать, другие ссылать, поменяются ролями жертвы и палачи, месть победит мольбу о прощении, а недолгое счастье будет горчить непримиримостью. Здесь то и дело меняются имена врагов, но образ врага остается неизменным, необходимым, государствообразующим. Рабочее название фильма – «Чужой», и он страшнее, чем одноименный фантастический фильм ужасов.
В основе сценария – повесть писателя и режиссера Эфраима Севелы, чья «Колыбельная» стала поминальной молитвой о тех, кто не оплакан по сей день. Чухрай, выступивший и в роли сценариста, текст под коробящим названием «Продай твою мать» переосмыслил, не изменив, однако, автору. «Холодное танго» стало финальным аккордом режиссерской трилогии о сталинском лихолетье.
Не только хронология роднит нынешний фильм с «Вором» и «Водителем для Веры». Тема выбора, который судьба не дает, но перед которым ставит, проходит через все эти фильмы. Герой Мухаметова, то и дело выбирая жизнь, предает самых близких людей: сестренку Лию (в одиночку сбежав по пути в концлагерь), возлюбленную Лайму (не выдав себя, когда ту насилует немец), свою дочь (не возражая против аборта, который, к счастью, не состоялся), свои народ и родину (сперва отказавшись выискивать литовцев, помогавших нацистам, не желая марать себя сомнительными методами работы НКВД), своего начальника (подписав ложный донос)… История Макса – история малодушия: «промолчи – в палачи» воскресают в памяти рифмы Александра Галича. «Я только уголь подвозил», – оправдывается бывший немецкий приспешник. Эту фразу ставший винтиком машины государственного возмездия повторит и Макс, осознав, что у предательства нет степеней и различий.
В танго ведет мужчина, «Холодное танго» движимо женщинами: героиней Юлии Пересильд, в дивертисментах, подражающей Марлен Дитрих из «Зарубежного романа» и Моники Санторо в роли матери Макса, сыгравшей в ключевом и самом пронзительном эпизоде фильма. Женщина оказывается в ситуации сродни той, что пережила героиня Мерил Стрип в «Выборе Софи». Решить кому из двух своих детей жить, а кому умереть, значит стать соучастницей детоубийства, сыграть по навязанным дьявольским правилам. Из двух смертей не выбирают, выбор Матери – или оба, или никого. И полный детских слез и страха фургон уедет туда, где человеческое тепло заменено человечьим – жаром крематорных печей.
Совместный русско-литовский проект априори не мог стать бескомпромиссным. «И нашим, и вашим» досталось от режиссера, отказавшегося выбирать из двух зол: литовской теории «двойного геноцида» и молчаливого пролистывания неприятных страниц отечественной летописи. «Эх, Родина, подруга ты моя суровая, что ж ты строгая такая, не пожалеешь, не простишь!», – уносит балтийский ветер отчаянный возглас Сергея Гармаша: его персонаж сидел на высоком посту, а потом и просто сидел. И стал бы этот финал басенным, озвучивающим без того очевидную мораль, если бы не итоговый титр, сообщающий число уничтоженных евреев, сосланных литовцев и советских солдат, погибших в Прибалтике. Формулировки выверены, но что-то внутри сопротивляется их соседству. Кажется, если бы те же слова были разбиты на три отдельных кадра, не веяло бы от них общепримиряющим ладаном. В лагерях нумеровали людей, статистика тоже скрывает человеческие судьбы за цифрами. Число жертв эпохи включило и безвинных, и палачей, словно уравняв их смертью (титром). Благие намерения ясны, как и то, что «добрая память» ценится дороже твердой, так что даже от документалистов ждут умения сосредоточиться на хорошем, а плохое «отпустить». Однако равняться бы надо не на изменчивую память человека, не на, порой, вяло сопротивляющуюся подчисткам память страны и народа, но на взятое за константу: «Никто не забыт, ничто не забыто». Иные уравнения неверны.
Авторская версия текста, опубликованного в журнале «The Hollywood Reporter» №5 (июнь 2017)
Афера по-английски
Март 15, 2017 Кино
Российское название фильма «Афера по-английски» – весьма вольный перевод не столько с английского, сколько с языка киноискусства на диалект кинорынка. В оригинале лента озаглавлена как «Должники наши», но прокатчики, сочли, вероятно, что подобная клеймящая надпись на афише вызовет у публики скорее насущные ассоциации с собственной кредитной историей, нежели напомнит о молитве «Отче наш». Отсылка к полной неожиданностей «Афере по-американски» хотя и побуждает к покупке билета, но, в итоге работает против фильма. «Афера…», сулящая эффектные авантюры, скорее обманет зрительские ожидания, как и приписка «…по-английски», ведь дуэт Фассбендера и Глисона, имеет ирландские корни. Впрочем, с экрана транслируется мысль о даре прощения, а потому зрителям, не раз обжигавшимся, на несоответствии названий или трейлеров своим ощущениям после просмотра пора бы уже научиться прощать, ведь «искусство, по-прежнему, в большом долгу»… Читать дальше
Идет охота
Февраль 2, 2017 Кино
Сайт гостевого дома в Намибии, ставшего местом действия фильма «Сафари», уведомляет, что опубликованные на нем фото охоты, не рекомендованы к просмотру слабонервным. Фото эти свидетельствуют, что новая работа Ульриха Зайдля, получившая после внеконкурсного показа на Венецианском кинофестивале упреки в гротеске и излишнем натурализме, является не провокацией, а кинодокументом. Ожидания увидеть титр «при съемках ни одно животное не пострадало» напрасны. Припомнив слова заядлого охотника Эрнеста Хемингуэя: «Ничто не может сравниться с охотой на человека» и, вооружившись камерой, Зайдль и оператор Вольфганг Талер открыли охоту на охотников. На фоне дикой природы режиссер запечатлел дикость природы человеческой. Читать дальше
Без штанов, но в папахе
Февраль 2, 2017 Театр
На сцене театра «Современник» режиссер Сергей Газаров поставил новый спектакль по пьесе драматурга Александра Галина. «Амстердам» с Михаилом Ефремовым в главной роли — неубедительная постановка о несовместимости русской души с кварталами красных фонарей и очевидном торжестве ханжества над толерантностью. Читать дальше
«Вечор, ты помнишь…»
Декабрь 26, 2016 Театр
Слуховая память у человека развита хуже зрительной. Вот и говорим, что «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Отсюда невыученные уроки истории, которую знаем понаслышке, по слухам, со слов глухих к ней и воспоминаниям ею оглушенных. Ширь и простор отечества предполагают хорошую акустику, но век за веком (у) нас глушат… Не боящихся говорить вслух, заглушают, засоряя эфир помехами, или оглушают. Иногда и по голове. Плоха слышимость даже в пустячном диапазоне в десяток другой лет, и не изобрели еще тот HI-FI, который поможет без шума и пыли расслышать звуковой тракт истории. Прошедшее продолженное время ли задевает нас, донося(сь), или этот (вяло)текущий день работает под фонограмму? Послухи прошлого, не ставшие видоками сего дня, мы впериваемся в минувшее, близоруко щуримся в будущее, не глядя под ноги. И спотыкаемся. Ясность видения затуманилась повальным ясновидением «вчера» и «завтра». Эволюционируя, иллюзионируем — заняты то исторической реконструкцией «позавчера», то футурологическим моделированием «послезавтра». А «сегодня» — опять без присмотра. Завтра покажет, но про наше вчера определенно лучше сто раз услышать, чем один раз прожить его. Или иначе: чем сто раз услышать, лучше один раз увидеть — в театре… Спектакль «Пять вечеров» Павла Сафонова — этюд о нашем прошлом. Этюд не для режиссера, для публики, призванный развить слух и не развеять память…. Читать дальше
Детоубийцы
Декабрь 19, 2016 Театр
— Зябко? <…>
— Очень, <…> и, заметьте, это еще оттепель. Что ж, если бы мороз?
Я даже не думал, что у нас так холодно. Отвык.
— Из-за границы, что ль?
— Да, из Швейцарии.
— Фью! Эк ведь вас!..
Черноволосый присвистнул и захохотал.
«Идиот» Ф.М. Достоевский
«…князей Мышкиных теперь и совсем нет, кроме меня, мне кажется, я последний…». Последний, а не «крайний» спектакль «Князь» Константина Богомолова сыграли в Ленкоме в минувшую субботу. Он закрыт с беспрецедентной формулировкой «из-за переизбытка спектаклей в репертуаре». У перекупщиков цена счастливого билета перевалила за тридцать тысяч, автору этих строк повезло: заплатила за билет лишь втридорога, в третий раз же, отправляясь на спектакль, дорого стоивший его создателям. Дорого не в денежном эквиваленте. В этот вечер все было так, как нередко бывает на спектаклях Константина Богомолова: аншлаг — в начале спектакля и опустевшие места зрителей в финале. Опустевшие, ибо публика от партера до балкона – аплодировала стоя, долго и громко, словно хотела быть услышанной администрацией театра, словно ходатайствовала об оставлении спектакля в репертуаре. Но в Ленкоме, как в стране в целом, – проблемы с акустикой…
Вашу масть!
Ноябрь 25, 2016 Театр
«В России теперь что-то неладное творится… Молодежь бунтует. И атмосфера русская, в сущности, очень мрачная. Но все это не мешает мне любить ее какой-то страстной любовью»… Негоже читать чужие письма, но на переписку классиков это обыкновение не распространяется. Приведенная цитата — из письма Петра Чайковского своему сердечному корреспонденту Надежде фон Мекк. Писано из Италии в период создания оперы «Пиковая дама». В письмах композитора того периода сквозит тоска, усталость от жизни, разочарование, словом все то, что вплелось в оперу, что выплеснулось потом в Шестой симфонии — эпилоге. Битые карты, проигранные ставки, заболоченное сукно, — и по сей день в России не распогодилось. Вот и в тасуемом год от года театральном репертуаре непременно кто-то возьмет да и вытянет ее «Пиковую…».
Без праци не бенде колораци
Сентябрь 14, 2016 Кино
Киномиссионеры Юрий Арабов и Николай Досталь исполнили мечту карамазовского черта. Тот грезил о воплощении, окончательном вочеловечивании, пусть и в семипудовую купчиху, и желал всему поверить, во что она верит. Создатели «Монаха и беса», единственного российского фильма, вошедшего в конкурсную программу 38-го ММКФ, поведали публике сказ о том, как бесу человеком быть. Читать дальше
Мой парень — киллер
Сентябрь 14, 2016 Кино
Отечественный кинопрокат, переиначивая названия зарубежных фильмов, длит многолетнюю «франшизу», начинающуюся со слов «Мой парень…». Афиши кинотеатров продолжали фразу словами «псих», «ангел», «зомби», «из зоопарка». В полку прибыло – «Мой парень – киллер» Пако Кабесаса («Гнев») взял на мушку российскую публику. Желание убить двух зайцев сразу — поразить условные мишени «М» и «Ж» — заставило создателей фильма заняться киноселекционированием – скрестить жанры романтической комедии и остросюжетного экшна. Что выросло, то выросло — насколько высоко покажет бокс-офис. Но зайцы, определенно, не пострадают. Читать дальше
В Россию можно только верить
Сентябрь 2, 2016 Разное
Год литературы прошел, литература осталась. Вот только с чем? Про «с кем?», все ясно – с народом. Он пусть меньше, чем хотелось бы и не всегда то, что следовало бы, но почитывает, навык не потерян. И не про приходящих в литературу речь, пусть приходят. И не важно, что не ждут (а разве когда-то ждали?!). Речь о непреходящих, классиках, о тех, кто, обретя дату смерти, наречены бессмертными. «Они любить умеют только мертвых», может быть потому, что почившие ничего больше не напишут? Но любят то, как и при жизни, по ранжиру. Диалог из «Доживем до понедельника» актуальности не потерял «- Никто не обязан помнить всех второстепенных авторов. /— А его уже перевели./— Куда?/— Перевели в первостепенные. Вы не слышали?». Как и в случае с орденом за заслуги перед Отечеством, у почивших словно бы есть свои степени и чины. Но «чины людьми даются, а люди могут обмануться», — писал один поэт и дипломат. Бесспорно первостепенный. Но был и другой, его современник, тоже поэт и тоже дипломат, но, как оказалось, из второго эшелона — Федор Тютчев. Памятник первому украшает Чистопрудный бульвар, Москву, Россию. Если в тексте между упомянутыми местами можно поставить запятую, которая только пунктуационно разделит, но смыслово объединит объекты, не вдаваясь в масштабность карты или личности, то на законодательном уровне такие вольности неуместны. Тут у объектов культурного наследия строгий пьедестал – уровни федеральный, региональный, местный. Вместо «Шапки» Владимира Войновича, теперь важно что стоит в «шапке» документа от учреждения культуры, какого оно уровня. Булгаковское «история рассудит» пока оборачивается тем, что судят ни « -веды», ни даже читатели, но чиновники. Они-то, движимые, как порой кажется, собственными литературными вкусами, и решают кому быть великим, а кому всего-навсего выдающимся. Но, как в случае с двумя вышеназванными поэтами-дипломатами руководствуются, кажется, не только стихами. Читать дальше