Ойкумена
24 ноября, 2020 Разное
Прослойка интеллигенции сменяется иммунной прослойкой.
Ушел сказавший: «Знающего ноты унижает ковбойка».
Троечники по жизни получают опять двойки,
Вызванные к доске. Гробовой. Не хватило койки.
Ведущий богоподобно объявит сводки бодро и бойко.
За отступленья от тона светит головомойка.
Жалеет он по ночам, что не женат на гойке,
А ей не дает заснуть мысль о Митиче Гойко.
В былые дни и года она всё учила рольку,
Кинофеминитив а-ля амплуа изгойки.
Что-то там про село, да про коров и дойку,
Острый шпионский сюжет с агентом в лице землеройки,
Замыслившим адский план хищения маслобойки.
Но однажды пришла пора и внутри зашептало: «Глаза раскрой-ка!
Это дело ты брось, не то увеличится риск отслойки»…
В жизни был полный швах, да и кругом помойка.
И скребло на душе. Перегорела плойка,
Сапоги воротили носы – были нужны набойки.
Заедала себя в тиши у экрана яблочной слойкой,
Заливая огонь души чаем с лимонной долькой.
Судя по новостям, близок финал кайнозойки.
Природа взыскивает у сапиенсов крупную неустойку.
Базис вышвыривает на холод трепаческую надстройку.
Объявляется прошлое самовольной постройкой.
Сносится. Перепелка-перепелочка, спой-ка!
О французском вторженье в Алжир, вызванном мухобойкой.
О Пензе, в которой, как в Питере, тянется набережная реки Мойки.
Набережная, но без реки, слитой в коллектор 80-х гг. постройки.
О том, что все ближе мы к играм голодным пересмешницы-Сойки.
В баре все реже скользят стопки по глянцевитой стойке.
Смирно не прекращаются в двадцать три по нулям попойки.
С оттенком клюквенной (звук икоты) настойки
Покидают заведения люди тонкой настройки.
В городе продолжается точечная застройка:
Вместо двух ветхозаветных вклинилась новостройка
Прямо напротив Садовой, где обитала Зойка.
В квартире её Содом соседствовал с модной кройкой.
В СМИ по традиции распинается «Перестройка».
Она ко всему виновна и в блокировках «Тройки»-
Птицы-Руси, где сколько еще, ну сколько,
Детям, с картины Перова, влачить зимо– и жизнестойко
Бочку бездонную – груз 200 отцов, впрок угробивших стольких.
Тошно коротать дни «постольку-поскольку».
«Спать на своем столбу столпнику ж дайте стойко», —
Писала поэт, не принятая в судомойки.
Даже если и выживет только кабель короностойкий.
Глупое сердце, не ёкай, и мысль, не ойкай.
@Эмилия Деменцова
Отодвинули облако
6 ноября, 2020 Без рубрики
Отодвинули облако и…
И уже не спросили, а попросили. И не откажешь.
Он всегда говорил, что 34-й год особенный. Он подарил миру столько талантов, всех и не перечислить.
20-й тоже выдался. Не знаю, что он подарит, но скольких отнял. И не надо говорить про жизнь, про смерть, про удалось, про не забудем. Про банальное не надо. Не его жанр.
Родился и умер шестого. Совершенное число.
Мне повезло, мои мама и бабушка были знакомы с Михал Михалычем. Лет эдак с 14 я не пропустила ни одного его концерта в зале Чайковского. И по пригласительным, и по билетам. Кто любит, тот платит. Бывала и на других концертах, но КЗЧ – особенное для него место. Его московский дом.
И на его дежурстве по стране тоже посчастливилось. Помню, как-то спросила (и это не вырезали из эфира), что, дескать, наш президент сказал, что чистой демократии не бывает, а какие вы видите на ней пятна? Он мне его припоминал. Если вопрос можно пересказать, то ответ, да что там монолог – только слушать. Напеть не получится. Цитата не передаст. Потому и с чужих уст монологи Жванецкого звучат как песни Вертинского, т.е. не звучат совсем. А уж раздробленные по ролям, по бойким репризам, и вовсе вызывают неловкость. Жванецкий, конечно, разошелся на цитаты, мемы, афоризмы, но это лишь одна его грань.
Паузы. Интонации. Манера произнесения. Ускорения и замедления. То, как сам искренне удивлялся, читая собственные тексты. «А неплохо сказано, черт возьми». Все свое, все его. «Никого не цитирую, то есть наружный воздух не поступает». Зато это самое наружное видел очень зорко, очень точно. Потому в последний год и кончились «шутки юмора», точнее уступили место философским зарисовкам, наблюдениям, бытописаниям. В одном из недавних документальных фильмов с его участием, он только присутствует, не говоря за весь фильм ни слова. Молчит. И этим все сказано. Sapienti sat, что уже не до смеха.
Его уже не хватает, потому что он схватывал. «И говорит, как пишет», и записывал за собой, хотя рука не поспевала, потому что мысль стремительно опережала. Он и читал, частенько, торопясь, останавливаемый лишь аплодисментами. Я не знаю ни одного спектакля или концерта, где так часто, громко и искренне раздавались бы овации. С первой минуты и еще с полчаса, после окончания. Стоя. Зал всегда встречал и провожал его стоя. И он принимал это всеобщее и абсолютное признание как-то неловко. Минуту назад, владея залом, без спецэффектов и подтанцовок, он терялся в эти долгие минуты аплодисментов. И благодарил благодарный ему зал.
И это больше не повториться. Как не повторялся он. И неповторимым остался, вернее, оставил нас.
…
Я никогда ни у кого не просила автографов, кроме двух Михал Михалычей – Козакова и Жванецкого. Протянула Жванецкому книгу из его полного собрания, и он, начав подписывать, засомневался:
«Эмилия – это же Эммочка».
«Можно и так», – согласилась я.
«Но Эмма с двумя «н»», – продолжил он.
«С двумя», – подтвердила я.
«А Эмилия с одним», – справедливо заметил он.
«С одним».
Так и получилось безошибочное послание с «ошибкой».
«Дай-ка другой том».
И он подписал и переподписал мне обе книги.
Так и остался первый том – «с любовью», последний – «на память».
С любовью и на память. Как весь он. Как жил и как продолжат жить его тексты в его исполнении.
В Одессе от улицы Гоголя до Приморского бульвара идет бульвар Жванецкого: от стихии Гоголя до морской стихии.
И нет синонимов, аналогов, подобий и равных. Он не через запятую, не один из ряда, не сатирик и не юморист. Он Жванецкий.
ПоКоронное
31 октября, 2020 Без рубрики
Пришла корона, всем — венец.
Корон-Харон напряг крестец —
Высокий трафик в пункт «Конец».
В начале не бывает «-ец»,
Сей суффикс суть трындец.
Коронный номер ждет мертвец.
Он знал и злато, и свинец,
И «браво-бис», и жар сердец…
Но прикрепляет бирку спец,
Кто до поры жилец.
Венец творения ждет венок.
В рожденья день и свадьбы срок.
И в Рождество, и как итог.
Сперва на дверь, затем — на гроб.
Венца творенья ждет венок.
Из лавра, роз, иль слов сонетов —
Прервавшим ясностью сон этот.
Плетут, подносят, возлагают
И вслед за ними умирают.
Эмилия Деменцова
Ой, папочки!
25 октября, 2020 Кино
«Большое яблоко» надкусили. Фильм Софии Копполы «Последняя капля» стал дебютным проектом Apple TV+ и студии независимого кино А24. Один фильм принес в дома миллионов пользователей «яблочного» сервиса две новости: плохую — «Нью-Йорк умер» и хорошую — «Да здравствует Нью-Йорк». За сюжетом об отношениях отцов и дочерей, жен и мужей, новой этики и старых предрассудков укрылась элегическая песнь об уходящей натуре города-мечты, сосланном в винтажные магазины, на чердаки и телеэкраны. До востребования.
Отголоски манхэттенских словесных пикировок Норы Эфрон оплаканы «Дождливым днем в Нью-Йорке» Вуди Аллена, но «Нью-Йоркские истории» все еще пишутся. София Коппола, в меру своего дарования, пытается не воскресить, но с почестями и достоинством проводить стиль, дух и тональность «гениев места» ее родного города. Города, «френды» и «фолловеры» которого, вытесняют друг друга. Всех уже не вместить, а новые все прибывают.
Редкий случай, когда адаптированное название фильма, отличное от оригинала, оказалось удачным. «Последняя капля» — это конец терпения, переполненная чаша обид, усталости и сомнений. «Любовная лодка разбилась о быт» (оригинальное название фильма On the Rocks — буквально «на скалах»). «Наскальная» живопись — уборка, готовка, хлопоты с детьми, опоздания и отсутствие вдохновения — делают будни Лоры (Рашида Джонс), похожими, как две капли мартини.
Писательница на пороге сорокалетия, она безуспешно пытается приступить к написанию романа, в отчаянии сознавая, что ее собственный роман с мужем, кажется, подошел к концу (On the Rocks — означает ситуацию на грани развода). Косвенные улики прямо свидетельствуют о неверности супруга (Марлон Уайанс). Капля-слеза, выхваченная камерой Филиппа Ле Сурда, падает в бокал, и это становится последней каплей для отца Лоры Феликса (Билла Мюррея), нашедшего в драме дочери выход из собственного «публичного одиночества». Он знаток искусств и art de vivre стремится во что бы то ни стало осудить ее супруга, ибо судит по себе. Моногамия противна мужской природе, подразумевающей доминирование и всеобщее осеменение, рассуждает Феликс.
Дуэт Джонс и Мюррея это «волна и камень, стихи и проза…», и наблюдать за этим бадди-муви приятно и необременительно. До поры… Пока Лора, поджав хвост, бродит по Нью-Йорку, снедаемая подозрениями и рефлексией, папаша решает сесть на хвост ее мужу, начав детективную охоту за изменником. Двойная порция виски on the rocks (со льдом) только прибавляет жару авантюрным планам престарелого ценителя искусств и женского пола всех возрастов. «Даже сухие цветы прекрасны», — уверен он.
«Последняя капля» не столь фильм Софии Копполы, сколь кино Билла Мюррея и в его честь. «Здорово быть тобой? — Я уже привык!» После «Трудностей перевода» и «Очень Мюрреевского Рождества» этот бенефис — третья совместная работа актера с Софией Коппола, которая точно знает, как раскрыть потенциал выдающегося комика с грустными глазами. Здесь Мюррей острит, хандрит, поет, роняет слезы и сыплет колкостями. Словом, эскизно, но ярко демонстрирует весь свой нестареющий арсенал актерских средств, доставляя зрителю истинное удовольствие.
Свистун (в прямом и переносном смысле) и дамский угодник Феликс (дословно «счастливый») он путешествует по вечно новому Нью-Йорку как по старому городу его молодости, не желая мириться с изменившейся действительностью. В интерьерах роскошных ресторанов, исторических баров и знаковых клубов, а также за окном автомобиля с личным водителем можно позволить себе роскошь иллюзии прежней жизни. Сексизм, феминизм, «стартапизм» — Феликс проходит мимо всех этих поветрий, и его старомодность в комплиментах и манерах граничит со скандальностью по меркам нынешней обидчивой эпохи.
Тем временем Лора скорбит о том, что добрачный секс деградировал в супружеский «половой акт» и находит гораздо больше общего с роботом-пылесосом, бьющимся об стену, чем с самой собой образца «добрачного периода». Пока она обреченно выслушивает словесный сор о любовных злоключениях своей подружки-болтушки (прекрасная харАктерная роль Дженни Слейт) герой Мюррея стремится компенсировать все то, что не сумел подарить дочери в детстве, уйдя из семьи, и все то, что не додает ей вечно занятый, «командировочный» муж.
Феликс насвистывает джазовые мелодии, а из уст Лоры выходит лишь воздух, но… Папа может! И в кратчайшие сроки ее жизнь наполняется забытыми ощущениями и яркими красками. Вновь возникают романтика, выходы в свет, спонтанность и женственность, поставленная на пьедестал. Но карета, по законам жанра, превращается в тыкву, а ритуал поедания черной икры в красном кабриолете под аккомпанемент Мины оборачивается горькой пилюлей стыда, которую придется проглотить Лоре.
Глянцевый, радующий глаз красивыми интерьерами и видами, драмеди, в котором находится место даже для погони, тем не менее, буксует и развивается неспешно, как вымученный роман, который во что бы то ни было нужно написать, потому что аванс уже получен. Но в этом движении с торможениями не слабость сценария или режиссуры Софии Копполы, но примета ее незримого присутствия в фильме. Неслучайно Феликс здесь учит своих внучек главным качествам женщины — тасовать и блефовать. Это она, боровшаяся с ярлыком «папиной дочки», из-за кадра подбрасывает неудобные «детские» взрослые вопросы о преходящей любви и приходящем разочаровании, об отдалении и преодолении, о том, как сохранить брак и себя в нем. София Коппола, не то чтобы сводит счеты, но на ином уровне продолжает тему ее фильма «Где-то», проводя раздел между поколением отцов, жертвовавших семьей во имя собственного эгоизма, и детей, которые изо всех сил стремятся не повторять их.
Кажется, что «Последняя капля» довольно поверхностна, но поверхность ее ребриста. Парадокс фильма в том, что харизма и небрежное обаяние поколения отцов сперва очаровывают, а затем резко отметаются поколением детей. Отживающее не приживается на новой почве политкорректности и сдержанности.
Как капля отражает океан, так и «Последняя капля» отражает веяния времени. Коппола раздает всем сестрам по серьгам — в кадре нарочито уживаются BLM, квир, тонкая политическая агитация (плакат на стене Bernie (Сандерс) — 2016 и крупный кадр фото, на котором Билл Мюррей изображен с Бараком Обамой) и мужское/женское, старое/новое. А эпизод, в котором Мюррей не может надышаться роскошным букетом, напоминает не столько о его «Сломанных цветах», сколь о нынешних коронавирусных буднях и страхе потере обоняния.
Лора наставляет своих дочерей быть сильным, а не декоративным полом. «Браслет — напоминание о том, что женщины когда-то были мужской собственностью», — учит Лору отец и дарит ей свои винтажные часы. В финале она променяет их на новенькие Cartier, подарок мужа. «My heart belongs to daddy» оказывается побеждено отголосками марша Мендельсона, и «папина дочка» независимо и гордо становится «мужниной женой».
Окольцованная, по всем канонам патриархата, Лора продолжит свой путь, уверенная в том, что старые шаблоны ее поколению тесны. Отстаивающая независимость, а на деле беспомощная героиня Рашиды Джонс в кризисный момент обращается именно к отцу, которого после череды перипетий, встряхнувших ее серую жизнь, назначает виноватым во всех семейных невзгодах. Феликс же пойдет, точнее, поедет своей дорогой, на охоту за тенями прежнего, его Нью-Йорка. В поисках утраченного города…
Опубликовано в «Кинорепортер»
Прошляпили!
19 октября, 2020 Театр
«О-о, какие интересные шляпки носила буржуазия!», – восклицал герой Эраста Гарина в «Музыкальной истории». Его персонаж Фёдор Терентьевич Тараканов сменил свое пошлое, на его взгляд, имя, на красивое заграничное – Альфред. Эдакий мещанин в выдуманном и нафантазированном себе дворянстве. В пьесе «Соломенная шляпка» Эжена Лабиша и Марк-Мишеля (его почему-то забыли вынести на афишу премьерного спектакля в Вахтанговском театре) беззлобно, но изобретательно высмеивались сословные обыкновения буржуазии. Этот водевиль, ставший образцом жанра и переживший множество художественный реинкарнаций (от спектаклей и оперетт до кинофильмов), стремился к уровню социального портрета эпохи, сравнимого с теми, что создавали Мольер, Бомарше, Скриб.
При всей простоте он содержал в себе черты изящной сатиры над Второй империей. Если не энциклопедию, то путеводитель по французской жизни можно с приятностью обнаружить, перечитав эту комедию. Консервативные нравы и недоверие к иностранцам, финансовые и имущественные вопросы, мода, искусство, досуг, — словом, здесь переливается в юморе образ жизни целой страны. Говорят, на премьере водевиля в 1851 году в Театре де ла Монтансье (Пале-Рояль) один из зрителей даже умер от смеха.
Кинорежиссер Рене Клер в 1927 году нашел в «Соломенной шляпке» возможность выразить сюрреализм будней маленьких людей. Всего за неделю работы над сценарием он создал 600 планов будущего фильма, верного первоисточнику за исключением времени действия: Клер перенес сюжет в La Belle Époque. Кстати, роль Анаис де Бопертюи в этой экранизации сыграла Ольга Чехова. Вслед за Рене Клером черты сюрреализма у Лабиша подмечал адепт этого жанра поэт и прозаик Филипп Супо. Акцент на эксцентрическом начале пьесы воплотил в своей постановке 1935 года Орсон Уэллс.
Легкое, но не легковесное произведение заинтересовало даже этнолога и культуролога Клода Леви-Стросса, сравнившего «Соломенную шляпку» с… трагедией Софокла «Царь Эдип», и обнаружившего, что они «не столь различны меж собой». «Если сексуальный код — единственный, дающий возможность дешифровки мифа об Эдипе, то как объяснить, что мы находим удовлетворение другого порядка, и не меньшее, читая или слушая «Соломенную шляпку»? Трагедия Софокла и комедия Лабиша — это фактически одна и та же пьеса…», – убедительно доказывал он.
Что бы еще сообщить читателю о вариациях «соломенной» пьесы, дабы отсрочить рассказ о спектакле Михаила Цитриняка в Вахтанговском театре? Но, кажется, долее тянуть время, как это делают в спектакле, не гуманно. Итак…
Спектакль, хотя и поставлен на Новой сцене театра, новизной не блещет. В отличие от костюмов Виктории Севрюковой, которые призваны, кажется, отвлечь зрителя от всех несовершенств постановки. Собственно, если воспринимать спектакль как театрализованный модный показ, то, с этой точки зрения, все в нем ладно скроено и сшито…
Блеска новизны нет тут не потому, что «Соломенная шляпка» возвращается в репертуар театра после долгого перерыва, а потому, что ничего нового это обращение не несет. В 1939 году Андрей Тутышкин предпринял постановку, задействовавшую молодежь театра. Спектакль оказался чрезвычайно успешным и запоминающимся. В нем почему-то невесту главного героя Фадинара (Владимир Осенев) переименовали из Элен в Элизу. Эту роль с успехом исполняла в свое время Людмила Целиковская, а роль Феликса, слуги новоявленного жениха, – Юрий Любимов. Но вернемся в 2020, припомнив прежде, слова автора водевиля.
Эжен Лабиш писал, что пьеса походит на тысяченогого зверя, который всегда должен быть в движении. Если она замедляется, публика начинает зевать; если останавливается, – зрители свистят. Нынешняя премьера театра – это тот случай, когда в спектакле остро ощущается, что пьеса написана в пяти актах, и ни минутой сценического действия режиссер жертвовать не готов. Зато каждому из актеров здесь есть, где разгуляться, так что в спектакле нет эпизодических лиц: каждый тут занимает достаточно (в значении «хватит уже») времени. Таким образом, предусмотренное пьесой ускоренное, чрезвычайно резвое действие растягивается, а не летит.
Этот «Безумный день, или женитьба Фадинара» (Леонид Бичевин), мучителен сколь для персонажа, столь и для зрителя. Атмосфера тотальной неразберихи и театрального quiproquo оборачивается ярмарочным зрелищем, вульгарным и нарочитым. Обстоятельства веселого воскресного торжища, развернувшегося на главной площади какого-нибудь заштатного городка (никак не Парижа, как в пьесе) задаются с первых минут спектакля. Ярмарочное колесо (оно же напоминает о механизме музыкальной шкатулки или шарманки) раскручивается, звучит веселая музыка (Борис Кинер, Александр Прокопович) и под нее по кругу, как куклы на башне ратуши с часами, разыгрывающими в полдень представление, движутся все персонажи спектакля. Они пластичны и динамичны до того, что спектакль за ними не поспевает. Игровое динамическое начало пьесы, ее сюжетные скачки с препятствиями превращаются здесь в нескончаемый буффонный кошмар.
Спектакль изо всех сил пытается отвлечь зрителя от неминуемых ассоциаций с киноверсией «Соломенной шляпки» 1974 года, режиссера Леонида Квинихидзе, собравшей плеяду звезд отечественного театра и кино. Фильм разошелся на цитаты и стал искренне любим публикой. Вслед за автором Квинихидзе, атакуя ее, исследовал границы человеческой глупости, ведь в 1851 и Лабиш, и Флобер собиравший коллекцию несуразиц рода людского, и даже Бодлер (он справедливо упомянут в спектакле) в «Цветах зла» занимались на досуге этим неглупым ремеслом. Превзойти этот фильм – задача утопическая, и самым верным было бы не вступать в эту гонку. Однако, когда наблюдаешь в спектакле за трактовкой образа Ахилла де Розальба, то понимаешь, что его авторы изрядно вдохновились работой Михаила Козакова, придумавшего этому своему персонажу, любителю традиционных романсов, нетрадиционную сексуальную ориентацию.
Марионеточные персонажи пытаются добиться смеха любой ценой, но цена эта невысока. Соблазнительные образы Нонны Гришаевой и Александры Стрельциной (в роли модистки Клары), а также Лидии Вележевой и Марины Есипенко (в роли баронессы де Шампиньи) добавляют бурлескные ноты, но общий шарманочный тон «шарманным» (charmant) от этого не становится. Зато шутка пожилого счетовода Тардиво (Андрей Зарецкий / Александр Рыщенков) про повышение пенсионного возраста обречена на ежевечерние аплодисменты. Побольше бы таких, похлеще. В спектакле, где есть лошади, должен быть и хлыст (есть ведь он у модистки). Стоит им воспользоваться.
С трудом, большим трудом воспринимается смешенье «французского с нижегородским», и глядя на сцену, порой становится неловко, будто профессиональные, одаренные, тонко чувствующие артисты одной из лучших трупп страны, выступают здесь без чего-то очень важного… Но в шляпе. Возможно, это важное еще отыщется, спектакль ведь только-только обретает жизнь. Как соломенная шляпка в финале водевиля это нечто спектаклеобразующее непременно найдется, должно найтись. Его отсутствие не задрапировать нарядам и пейзажами Прованса (художник Мария Рыбасова), а также повторяющими плоскость сцены рифмами (Владислав Старчевский). Оно, как и шляпка, где-то рядом. Возможно, у шляпки-то из флорентийской соломки и стоит поучиться эластичности, легкости и бесшовности? Спектакль ведь посвящен Евгению Рубеновичу Симонову, а это обязывает. Одно несомненно «Соломенная шляпка» будет утопать в цветах. Как минимум от общества садоводов Сиракуз.
«Эхо Москвы» https://echo.msk.ru/blog/emiliya_dementsova/2727658-echo/
MISTER TWISTER (MARSHAK-JAZZ CABARET): LADIES & “TRUMP”
19 октября, 2020 Театр
Written by Emiliia Dementsova | 15th Oct 2020 | https://thetheatretimes.com/mister-twister-marshak-jazz-cabaret-ladies-trump/?fbclid=IwAR1kMRcaH2SFx8dl032lner51hosf0vt6ejQYlU959okbqb1qsPG-0KYrz
Nina Andronaki and Anna Dubrovskaya, «Mr. Twister – Marshak-Jazz Cabaret.» Director Elena Kotikhina. Vakhtangov Theatre, Moscow Russia, 2020. Photo by Valery Myasnikov from Press office of Vakhtangov Theatre.
If the United States again accuses Russia of interfering in the election, it will almost certainly be the Vakhtangov Theatre that is to blame because it is the culprit of its own, all-theatrical celebration – the theater turns 100 next year!
Here, in the space of an art-cafe, a person who suspiciously resembles Trump dances in front of the audience; from the stage the performers clearly show that he is nothing more than a marionette in the hands of skilled puppeteers. Moreover, in the hands of several women it has added piquancy.
Indeed, the stars aligned so that the cabaret’s name Mr. Twister – Marshak-Jazz Cabaret unwittingly coincided with many other themes and moods of our times. It is not difficult to see them even while wearing a mask – a relatively new companion to the avid theatergoer. The art-cafe is a cozy space designed for creative meetings between the Vakhtangov Theater’s artists, among other things. It also hosts public performances and readings. Instead of taking on it’s traditional format of a reading or a conversation about art and her work, artist Anna Dubrovskaya decided to stage this fully-fledged performance. Though it is short, it is full-blooded.
The show’s author Samuel Marshak – Russian poet, playwright, translator, literary critic, and screenwriter – is the author of several popular children’s books. Many generations of Soviet children grew up on his poems. As a poet, translator, and literary critic, he had a huge influence on the development of Soviet children’s literature. As a poet-translator, he made a huge contribution to the practice of Russian literary translation. He is the author of classic translations of sonnets by William Shakespeare, songs and ballads by Burns, poems by Blake, Wordsworth, Keats, and Kipling, among a myriad of others. For his translations of Burns’ writings, Marshak was awarded the title of honorary President of the Robert Burns World Federation in Scotland in 1960.
“Mister Twister” (excerpt) Samuel Marshak translated from the Russian to the English by Julian Lowenfeld:
There is overseas, a firm, Thomas Cook,
if bored, if you please, and you wish to look
at the Isle of Tahiti, the snowy Pamirs,
or else to visit “gay Paree”,
it takes Cook a minute,
your ship cabin’s booked.
…
Mister Twister,
Man of great worth,
Owner of factories, ships, journals, boats
Decided at leisure to sail ’round the world
The cabaret’s plot is based on an almost-anecdotal story about a respectable capitalist, Mister Twister, who flatly refuses to take a room in a Soviet hotel because Black people are staying next door. The American millionaire businessman and banker, who is also a former Minister, and owner of factories, newspapers and steamboats has to sleep on a chair in the hallway as punishment for his racism. Overnight, Mister Twister is sobered by a terrible dream in which he is a homeless person who fails to find shelter even in his own mansion. The decidedly-polite, “No seats!” that he hears at the doors of Leningrad hotels turns into a phantasmagoric “No seats in America!”
Who would have expected a story from the 1930s about a racist millionaire, who immigrated to the country of heroes, dreamers and scientists with his family, would sparkle with new color in 2020? The Black Lives Matter movement is taking over majority white nations, but Mr. Twister doesn’t like people of color. Performers Anna Dubrovskaya and Nina Andronaki with director Elena Kotikhina seem surprised by the current relevance of their short show.
In pleasant semi-darkness and beautiful surroundings (the designer is Maxim Obrezkov), soothing music is interrupted from time to time by quotes from Aurelius Augustine, Anatole France, Mark Twain and Ernest Hemingway, who all agree on one thing – the benefits of travel. Needless to say, in the current pandemic era, these quotes sting somewhat given that travel remains only in memories, dreams and stories. At least Mr. Twister (Marshak-Jazz Cabaret) is a theatrical travelogue that offers a musical journey through time and space.
The show is accompanied by light and lively jazz improvisations by the Vakhtangov Theatre Orchestra, marches by Isaac Dunaevsky and Cole Porter foxtrots motifs from “Sun Valley Serenade.” This music is joined by freestyle raps.
The inclusion of jazz is not accidental, because it is a combination of African-American and European music. This is consistent with Marshak’s story. The medley evokes nostalgia for those who grew up in the Soviet era and know Marshak’s poems by heart, but those who know more about Twitter than Mr. Twister don’t get bored, either. This is a rare case of an uncompromising performance that is equally interesting to children and adults alike. Marshak is able to easily and playfully tell children about adults without this being lost in the play.
The arrangements, as well as the orchestra’s performance, are at their best. This includes the musicians’ acting – they are definitely acting, albeit in less direct way. Everything is in time: the music’s harmonies, the musical numbers and the beautiful voices of Dubrovskaya and Andronaki are never lost at any point in the performance.
When we bask in nostalgia upon hearing stanzas from our childhood about a former Minister who decided to travel around the world at his leisure, we are challenged to ponder the Soviet ideologies of the text. Over the years, the messages of the poem derived from Mister Twister’s propaganda have become obvious, and it is hardly surprising that the former Minister is a millionaire. However, all this pales before the author’s melodious, sonorous and rhythmic text. The text and its rhythm are the starting points for the performance, and elevate its two performers.
The performance style is also mirrored in the character’s name of Twister. A twister is a whirlwind, an inventor, a puzzle and something tied up. Surprisingly, much of the performance captures these meanings of the word. The audience feels as though they are in the hold of a large steamer ship caught in a storm, with sharp musical twists setting this mood. Joseph Brodsky wrote that, “only the bottle in a bar will tolerate pitching”, but even though the audience is rocking in different directions, they appear to enjoy it.
The creators did not set out to comment on the present day, so all contemporary relevance remains in the eye of the beholder. Some people will focus on Mr. Twister’s thoughts. Some will be moved to tears of laughter because of the similarity Twister has to Donald Trump given the character is portrayed by a life-size doll with Trump’s trademark features and catchphrases. Then, others will be carried away by their thoughts about the feminist show created mainly by women who turn a man into a doll.
The epigraph of Marshak’s poem, which is included in the play, is a phrase from an old travel guide: “Arriving in the country, try to observe its laws and customs to avoid misunderstandings….” The similarities between the performance and the present day means the show serves as a guide, winding its way between domestic and foreign locations, Soviet and post-Soviet times, and finally satire and travesty.
Mr. Twister (Marshak-Jazz Cabaret) in the Vakhtangov Theatre deceived the expectations of both the public and its own creators. The character completely surpassed them. Capacious, dynamic and full of humor, the show is not just fun, but jokes with the audience without any trace of malice. This is also the case when the words that come from the stage make you want the show to mirror the performance – let it have the same problems as Twister does in Leningrad hotels, so there will never be an empty seat.
Anna Dubrovskaya and Mr.Twister, Mr. Twister – Marshak-Jazz Cabaret. Director Elena Kotikhina. Vakhtangov Theatre, Moscow Russia, 2020. Photo by Valery Myasnikov from Press office of Vakhtangov Theatre.
Ladies & «Trump», или Неотсюда с любовью
13 октября, 2020 Театр
О том, почему в Театре им. Евг. Вахтангова нет свободных мест
Если США снова вменит России вмешательство в выборы, то виноватым окажется Вахтанговский театр. Здесь в пространстве арт-кафе перед зрителями выплясывает персонаж, подозрительно напоминающий Трампа, а со сцены наглядно доказывают, что он не более, чем кукла в руках умелых кукловодов. Более того, пикантность, руках женских. А еще театр «провинился» перед драмоделом Поляковым, и тот написал полное художественного вымысла произведение, в надежде им извести обидчиков, отлучивших его от сцены. В этом сезоне про Вахтанговский вообще пишут все кому не лень – кто доносы в СК, а кто письма и телеграммы. Театр кругом виноват, ведь он виновник собственного и всетеатрального торжества – столетия!
На Арбате открыли скульптурную композицию, посвященную отцу-основателю, сцены театра встревожены ожиданием премьер, а тем временем на «пятачке» арт-кафе разыгралось действо продолжительностью всего лишь в один час, но, кажется, час этот звездный.
Поистине звезды сошлись так, что в названии «Мистер Twister» («Маршак-Джаз. Кабаре») невольно совпало множество тем и настроений, витающих в воздухе. Уловить их нетрудно даже через маску – новый спутник театрала и человека. Арт-кафе – уютное пространство, предусмотренное среди прочего для творческих встреч с артистами Вахтанговского театра. Свою встречу с публикой заслуженная артистка РФ Анна Дубровская решила не в традиционном формате чтецкого вечера или разговора о себе в искусстве и искусстве в себе, а в виде полноценного спектакля. Короткометражного, но полнокровного.
Начинается все из затакта. С приятного полумрака, красивой обстановки (автор пространства Максим Обрезков), ласкающей музыки, время от времени прерываемой изречениями великих и разных Аврелия Августина, Анатоля Франса, Марка Твена, Эрнеста Хемингуэя, согласных в одном – несомненной пользе путешествий. Надо ли говорить, что в нынешнюю пандемическую эпоху цитаты эти жгут душу. Путешествовать остается только в памяти, мечтах и в театре. По крайней мере «Мистер Twister» – это и есть театральный травелог, предлагающий совершить музыкальный вояж сквозь время и пространство.
Путешествие предполагает параллели и меридианы. Первая точка на карте – в часе ходьбы от театра, в координатах Лялиной площади. Там малочисленная, но инициативная группа местных, пытается, на манер Полякова, не допустить установку памятника Маршаку. Для них он не столь велик, сколь великоват. Виной ли тому нарочно распространяемый кем-то преувеличенный фрагмент будущего памятника? Или то, что, как рассеянный персонаж Маршака, кто-то позабыл о значении автора и, если угодно, его вкладе в генетической код страны? А, может, его рассеянная по миру национальность снова кажется неудобной или нежелательной, и пятый пункт не позволяет поселиться в московском аналоге петербургских «Пяти углов» (инициатор памятника – Российский еврейский конгресс)? В прошлом евреи были, что тот Твистер, им тоже отказывали в местах, предлагая довольствоваться местечками. Неужто в нынешней Москве больше чем памятью дорожат земельными участками, и даже после смерти тут некуда приткнуться? Кажется, Маршаку больше были бы рады в Шотландии, почетным гражданином которой он был… Благо в пространстве Вахтанговского театра таланту великого поэта и переводчика, революционера детской литературы, нашлось место развернуться в полный рост. Здесь Маршак – это не только текст, но целый трансформер поезда-парохода с номером 0311.1887 – дата рождения Самуила Яковлевича.
Кто мог подумать, что сюжет из 30-х гг. прошлого века о миллионере-расисте, приехавшем с семьей в страну героев, мечтателей и ученых, заиграет новыми красками в наши двадцатые? Black lives matter шагает по планете, а мистер Твистер, видите ли, «не любит цветного народа»! Автор идеи и исполнительница Анна Дубровская и режиссер Елена Котихина, кажется, не предполагали такой повышенной актуальности своей театральной миниатюры, но из песни слов не выкинешь. А песен здесь, кстати, не счесть.
В легких и захватывающих джазовых импровизациях оркестра Вахтанговского театра в духе утесовского теа-джаза, оживают и уживаются марши Дунаевского и мелодии Коула Портера, «музыка толстых» и «Калинка-Малинка», фокстрот, свинг, мотивы из «Серенады солнечной долины», «Цирка» и «Детей капитана Гранта», «Цыпленок жареный…» и рэп, и…, и…, и… Джаз тут неслучаен, ведь в нем слилось афроамериканское и европейское, что вполне соответствует сюжету Маршака. Попурри здесь отзывается ностальгией у тех, кто знает стихи Маршака наизусть. Но и тем, кому Твиттер говорит больше, чем Твистер скучать не приходится. Редкий случай спектакля без поддавков и компромиссов одинаково интересного детям и взрослым. Легко и играючи умел рассказать Маршак детям о взрослых, игровая природа текста не потеряна и в спектакле.
Аранжировки, как и игра оркестра, – на высоте, в том числе и актерская игра, ведь музыканты здесь еще и актерствуют. Что не акт – все в такт: гармония музыки и слова, музыкальных дивертисментов и прекрасных голосов Анны Дубровской и Нины Андронаки достигнута и не теряется на протяжении всего спектакля. Бенефисность действа здесь не подменяет действия, каждое мгновение которого наполнено музыкой, кунштюками и импровизацией.
Кабаре здесь не в дерзости, а в предлагаемых обстоятельствах, в оформлении театрального вечера. Это, в общем, верно, ведь купаясь в детстве в строфах о бывшем министре, решившем на досуге объехать мир, мы меньше всего думали об идеологической подкладке текста. С годами его пропагандистский посыл стал очевиден, да и наше время не заставляет удивляться тому, что бывший министр непременно оказывается миллионером, но только все это меркнет перед мелодичным, звонким и ритмичным текстом автора. Текст и его ритм, стали отправной точкой спектакля, как и актерский потенциал двух его исполнительниц. Остальное, как говорится, прибавилось.
Избранный и выдержанный жанр здесь вынесен в название – twister. В переводе с английского это и вихрь, и выдумщик, и головоломка, и что-то лихо закрученное. Удивительно, но в спектакле умещаются все эти значения. Зрители, сидящие в полутьме, чувствуют себя в трюме большого парохода, попавшего в шторм с резкими музыкальными твистАми. Бродский писал, что «только бутылки в баре хорошо переносят качку», но, пусть зрителей и качает в разные стороны, такая болтанка им по душе.
Создатели не ставили цели подразнить день сегодняшний, поэтому вся актуальность остается в глазах смотрящего. Одних бросает в мысли о мистере Твистере до слез (от смеха) похожем на Дональда Трампа (в спектакле эта роль отдана ростовой кукле с узнаваемыми чертами и чертыханиями), других уносит в думы о спектакле-феминитиве, созданном преимущественно женщинами, превратившими мужчину в куклу. Кто-то упивается ностальгией а-ля «back to USSR», и пока он подпевает словам песни о тех, «кто привык за победу бороться», другой за соседним столиком печально констатирует, что «победа» эта обернулась стилизованной под советский общепит и общебыт вареничной, что наискосок от театра, а остальное давно проиграно под радиопозывные страны, в которой гордились, что «другой такой страны не знают», перешедшими в сигналы SOS.
Эпиграф поэмы и спектакля – фраза из старого путеводителя: «Приехав в страну, старайтесь соблюдать ее законы и обычаи во избежание недоразумений…» Спектакль отвечает сегодняшнему месту действия, он путеводный, и потому петляет между отечественным и заграничным, советским и прикованным к нему постсоветским, сатирическим и травестийным. Многоликая героиня Дубровской тут то и дело заговаривается, воскрешая то маршаковский «Багаж» воспоминаний с «картиной, корзиной, картонкой», то «путешествующего» в отцепленном вагоне рассеянного с Бассейной, то «Стихи о советском паспорте» Маяковского (говорят, его поездка в США в 1925 и цикл стихов, включающий «Блек энд уайт» и «Бруклинский мост» как раз и вдохновили Маршака), героиня Андронаки, «племя молодое», ее то и дело прерывает: «Это вообще не отсюда!»
Создатели спектакля использовали несколько фрагментов из ранних редакций поэмы, дополнив их музыкальной телепортацией в «кипучую, могучую» Москву (хотя семейству Твистеров и одного Ленинграда хватило с лихвой). Ни памфлетности, ни нравоучений, ничего, что «на полном серьезе» в спектакле нет, все по заветам конторы Кука, т.е. часовое лечение от скуки, терапия смехом. Высмеивание – это и по Маршаку, один из способов борьбы с пороками общества. Борьбы, но не победы. Вот и тридцать лет спустя в кратком продолжении поэмы, повествующем о несостоявшемся африканском визите миллионера, выяснилось, что после Ленинграда он так и не перевоспитался. Возможно, господину из Алабамы была уготована судьба бунинского господина из Сан-Франциско?
«Мистер Твистер» в Вахтанговском обманул ожидания и публики, и собственных создателей. Он превзошел их. Емкий, динамичный и полный юмора, он не просто веселит, но шутит со зрителем и беззлобно над ним. Это тот случай, когда слова, звучащие со сцены, хочется отзеркалить спектаклю: пусть у него будут те же «проблемы», что и у Твистера, и в зале, как в ленинградских гостиницах, тоже не будет свободных мест.
Авторская версия текста, опубликованного в «Новой газете»
Фотографии Валерия Мясникова любезно предоставлены пресс-службой Театра им. Евг. Вахтангова.
«Игра в бисер» АГАТА КРИСТИ. «ДЕСЯТЬ НЕГРИТЯТ»
22 сентября, 2020 Разное
https://www.youtube.com/watch?v=ezbGX5VPgPI&t=1s
В случае с романом Агаты Кристи, одним из самых известных детективов всех времен и народов, сухая статистика максимально красноречива. Книга написана в 1939 году. В англоязычных странах, особенно в США, из соображений политкорректности роман издаётся под названием «И никого не стало». Это самая продаваемая книга писательницы, и, по её признанию, самая сложная в создании. Роман был экранизирован более десяти раз, в том числе в СССР, Станиславом Говорухиным. По словам Агаты Кристи, «я написала „Десять негритят“, потому что меня увлекла идея: выстроить сюжет так, чтобы десять смертей не показались неправдоподобными и убийцу было трудно вычислить. История получилась ясной, логичной и в то же время загадочной, при этом она имела абсолютно разумную развязку: в эпилоге все разъяснялось».
Гости программы: кинокритик Эмилия Деменцова, писатель Владимир Березин, историк литературы Михаил Свердлов, писатель Андрей Новиков-Ланской.
Десять, которые потрясли мир
4 сентября, 2020 Разное
Самый продаваемый, самый экранизируемый и самый сложный в создании роман Агаты Кристи со временем стал и самым трудновыговариваемым. На всех языках…
В эпоху «Black lives matter» и (пост)пандемийную агонию роман о людях, отправившихся на добровольную самоизоляцию на остров (впоследствии ставший необитаемым), заиграл новыми красками. А лучше бы ему быть бесцветным…
10 не-гритят
1 сентября, 2020 Без рубрики, Разное
«Вообще всякое «не» обижает детей:
— Ненаглядная ты моя!
— Нет, наглядная!
Я сказал на Кавказе двухлетнему загорелому малышу:
— Ух, какой ты стал негритенок.
— Нет, я гритенок, гритенок».
«От двух до пяти» Корней Чуковский.
Десять не-гритят решили пообедать,
Один отпил Negroni, их осталось девять.
Девять не-гритят и сласти на подносе,
Один торт «Зубы негра» съел, и их стало восемь.
Восемь не-гритят на отдых захотели,
Один на Монтенегро спёкся, уцелели семь.
Семь не-гритят прочли, что в мире жесть,
Один «Негров» Жене листал, и вот уже их шесть.
Шесть не-гритят продолжили читать.
Свалился с полки «Негр с «Нарцисса», выжили лишь пять.
Пять не-гритят увлеклись сатирой,
В литнегры подался один… Героев уж четыре.
Четыре не-гритенка поют, разлив спиртное,
«Ай-я-я-я-я-я-яй, убили негpа», а их самих уж трое.
Трое не-гритят, выйдя из запоя,
На «Полу Негри» подались. А зря! Теперь их двое.
Двое не-гритят в притонах Сан-Франциско,
Напутали с одним манто — лиловый негр изгнан.
Последний не-гритенок включил ТВ устало — #metoo, #livesmatter…»ВиНЕГРет! Как же все достало!»
Он вырвал провод из розетки… Ни-ни, не сквернословь!
Из пусоты запел Утесов. «Негритянскую любовь»…
Эмилия Деменцова