Эмилия Деменцова

Описывая какое-то новое явление, неизбежно ищешь аналоги: надо ведь на что-то опереться. В случае с Игорем Миркурбановым, ведущим актером МХТ им. А.П. Чехова и театра «Ленком», искать параллели – пустая трата времени. Зато отличий, тех, что и составляют суть индивидуальности, не счесть. Пока театралы за месяц покупают билеты на спектакли с участием актера, меломаны спешат на его концерт. Благотворительный концерт, собранные средства от которого будут переданы в один из фондов помощи.

— У одного певца спросили: «Вы поздно начали петь, чем же вы занимались до того?». Он ответил – «Не пел». Спрашивать чем занимались вы нелепо, ибо в представлении не нуждаетесь. Но, все-таки, почему вы запели?

— Из духа противоречия. Из-за того, что часто слышу, как неправильно исполняют песни. Оговорюсь, на мой взгляд, на мой вкус. Вокалистов уйма, и у меня нет никаких амбиций в этой сфере, но мое музыкальное и режиссерско-актерское образование дает мне право видеть, как можно петь иначе. Когда для концерта возникла необходимость исполнить военную песню, я выбрал «Враги сожгли родную хату». Эпический текст, замечательная музыка, но меня категорически не устроило то, как она пропевалась ранее. Откуда и почему в ее каноническом исполнении именно такое арпеджирование, тонирование, идущие наперекор сути, смыслу, настроению?! Для меня это песня-стон, исполненный боли монолог о той самой «слезе несбывшихся надежд». Из-за этой строчки, кстати, песня долгое время была под запретом: «Какие несбывшиеся надежды могут быть у солдата-победителя?!». Получилось так, что музыка и исполнение словно бы ретушировали, сглаживали «неудобность» текста и темы. Обратившись к этой истории, я понял, что многое нужно менять, возвращаться к сути. Петь вопреки.

— На вашем сольном концерте вы будете петь свои любимые песни, или любимые публикой? А может быть категория «нравится» здесь неуместна, и в песне для вас важен определенный посыл?

– Конечно, мое личное «нравится» — это самое отягчающее обстоятельство. Важно, чтобы песня отличалась некой встроенностью в мою жизнь, имела пространственный, эмоциональный контекст. Собственно, в концерте мы пытаемся рассказать о судьбе страны и человека. Вот этот посыл важнее всего.

— В вашем репертуаре много песен из прошлого. Тема памяти, кажется, для вас ключевой.

— В тех песнях отчетливо слышно время. Мелодии и тексты талантливы, в них заложен сильный ресурс того, что может волновать. А значит нельзя их петь «без дна», «построчечно», пренебрегая темой. Глубина и достоинство – это важно и должно проявляться во фразировке, нюансировке. И никакой милоты, которую часто привносят в исполнение.

— Концерт в переводе с итальянского – «гармония», «согласие», которые, в свою очередь, происходят от латинского глагола, означающего состязание. У вас с оркестром «Red Square Band» гармония или состязание?

— Возможны какие-то схватки левого с правым полушарием, но мы стараемся быть единым целым, слышать друг друга, ловить и угадывать секунды вдохновения.

— В музыке и не только «неправильное» часто оказывается правильным. Согласны?

— У меня однажды состоялся любопытный диалог с одним профессиональным певцом, человеком для которого пение основная профессия. Он не понимал, как это так я могу взять мелодию и тонировать ее по-своему, опираясь на личное ощущение. Это для него было своего рода преступлением: «Написано же так, разве же можно петь иначе?». Он был искренне, а не конфликтно удивлен моим подходом. Для меня, напротив, непонятно зачем делать копию чужого исполнения, трактовки. После этого разговора я понял, что то, что одним кажется преступлением, для меня – неоспоримое преимущество.

— В музыкальной школе мне как-то сказали «сначала — ноты, потом — музыка».

— В этом плане показателен известный пример двух различных подходов в музыке – случай дирижера Вильгельма Фуртвенглера, отличавшегося особой эмоциональной трактовкой музыкальных произведений и случай Герберта фон Караяна, которого упрекали в «излишней правильности». Однажды Фуртвенглер, после нескольких первых тактов оркестра, которым дирижировал Караян, покинул зал, бросив: «Чертов метроном!». Две позиции. Для одного важно точно соблюсти шестнадцатые, написанные композитором, для другого — понять, что эти шестнадцатые должны создать особое, например, тревожное настроение, и именно это важно передать в музыке. Сегодня много «метрономов», меньше тех, кто стремится сказать в музыке о чем-то важном, личном. Не должно быть целенаправленного стремления сделать что-то непременно по-своему. Суть в том, чтобы открыть то, что уже заложено в музыке. Найти это и подобрать ключ. Это отлично умел делать Владимир Мулявин, гений аранжировок. Он мог поменять бит в песне, чуть-чуть сместить акцент и песня преображалась.

— Публика Вас слушает, а Вы кого?

— Последнее время Роберта Фриппа и «King Crimson». В разное время разная музыка может потрясти или просто понравиться. Из наших современных композиторов выдающимися считаю Антона Батагова и Владимира Мартынова.

— Короткий вопрос: «Что дальше?»

— Как пойдет. Однажды перед началом спектакля бродил, опустив руки, мучаясь вопросом: «Как играть? Как играть?». Подошел с этим к своему коллеге Павлу Ващилину, разминающемуся за кулисами. Павел, со свойственным ему оптимизмом, ответил: «А как пойдет!». Мне это ужасно понравилось.