«Не можешь любить – сиди дружи!»
2 апреля, 2016 Кино
Кинорежиссура стала магистерской степенью для актеров. Ощущается неполноценность портрета, не раз виденного на экране, когда под ним нет триединства «актер, режиссер, сценарист». Если занятие режиссурой для многих актеров это ступень без фундамента, то полнометражный режиссерский дебют Луи Гарреля («Моя мать») «Друзья» основательно подготовлен. В томных глазах актера считывается детство на съемочных площадках Филиппа Гарреля и работа над тремя собственными короткометражками, а в сценарии вычитывается парафраз пьесы великого французского романтика Альфреда де Мюссе с интонацией Кристофа Оноре, с которым Гаррель «спелся» в нескольких проектах (а в «Все песни только о любви» запел буквально) и, конечно, реверанс вечно той же, вечно «новой волне» французского кинематографа.
Два к одной, т.е. двое друзей, влюбившихся в одну девушку, — сюжетная канва, не блещущая новизной, ни для публики, ни для Гарреля, снявшего на эту тему миниатюры «Мои друзья» и «Правило трех». Последнюю можно считать не то вариацией, не то тизером нынешних «Друзей», ибо актерский состав изменений не претерпел: соло Гарреля поддерживает дуэт Голшифте Фарахани («Совокупность лжи») и Винсента Макена («Американская история»).
Сюжетная наивность и предсказуемость новеллы удручают. Здесь все буквально и безыскусно, без «новых форм» и поисков собственного киноязыка. В одном из неправдоподобных по своей упрощенности диалогов хочется воскликнуть: «Вы смеетесь?!», но с экрана, будто бы прочитав мысли, мгновенно отвечают: «Это не смешно!». И все-таки «Друзья» — трагикомедия о неудачливом актере Клемене, воспылавшем безответной страстью к вокзальной буфетчице Моне, и призвавшего на помощь в покорении неприступной крепости своего друга Абеля (работника парковки с душой поэта), впоследствии ставшего его соперником. Клемен дарит Моне птицу в клетке, не подозревая о судимости Моны – дни она проводит на воле, а вечерами возвращается в исправительное учреждение. Как и в случае с тезкой из «Безымянной звезды» Михаила Себастьяна, поезд однажды отправляется в пункт назначения без нее. День и ночь «вне закона» становятся поворотным моментом для Моны и двух ее незваных друзей.
Слишком много в «Друзьях» обозначено, но не раскрыто. Можно компенсировать увиденное очередным просмотром «Жюля и Джима» Франсуа Трюффо, «Мечтателей» Бернардо Бертолуччи и «Постоянных любовников» Филиппа Гарреля, которым наследуют «Друзья» Гарреля-младшего с вписанной в них сценой съемок фильма о событиях французской истории мая 1968. Расточительно, однако, так просто расставаться с историей, на которую потрачено сто минут жизни, а потому стоит оттолкнуться от увиденного, оттолкнув тот факт, что фильм не вызывает эмоционального отклика и сопереживания. «Друзья» — тема для рассуждения о смене вех, о том, что за студентами-бунтарями, «запрещающими запрещать», пришел черед слабосильного рохли Клемена и устало равнодушного циника Абеля. Как Мюссе интересовал новый человек, закаленный событиями июльской революции, как кинематографистов 60-х занимал герой в затянувшийся послевоенный период, так и Гаррель сосредоточен на персонажах в лихорадке нашего времени. От «новой волны» к прибою – такой путь фиксирует режиссер.
Заслышав колокольный звон, один думает о свадьбе, другой о похоронах, их, таких непохожих, свело одиночество и меланхолия. Жизнь для Абеля и Клемена как зал ожидания вокзала Гар-дю-Нор, для Моны – череда дорог и пересадок. Она, заключенная, оказывается свободнее и живее, чем пара от делать нечего зацепившихся за нее парней. Встанем на ступеньку выше и взглянем на сюжет, отметив яркость и выразительность черт иранской красавицы, и вот уже «Друзья» — модель отношений рефлексирующего, топчущегося на месте Запада и азартного к жизни Востока. Мона истерит на публике, вытанцовывает свою боль в баре (привет индийскому кино), в храме, не смущаясь застегнутых на все пуговицы прихожан, говорит о любви телесной, т.е. по сути делает именно то, что и положено в храме – раскрывает душу. Абель и Клемен отмалчиваются и, затерявшись в поисках себя, ищут друг в друге и встречных подпорки, не решив даже в какую сторону ковылять по обезличенному Парижу.
В оригинале фильм называется «Два друга» и это позволяет отмести упреки в том, что он сшит не по лекалам кино о любовных треугольниках. Не о любви он вовсе, а о дружбе, у которой с любовью много общего. Необъяснимость, эмоциональность, идеализация, разочарование и щепотка лжи. Той, что во спасение. Любовь же ни одному из героев пока не под силу. Финальный кадр с сидящими на тротуаре Абелем и Клеменом припечатан названием фильма, но ему больше подошла бы подпись Михаила Жванецкого: «Не можешь любить – сиди дружи!».
The Hollywood Reporter http://thr.ru/cinema/recenzia-druza-lui-garrela/