Без праци не бенде колораци
14 сентября, 2016 Кино
Киномиссионеры Юрий Арабов и Николай Досталь исполнили мечту карамазовского черта. Тот грезил о воплощении, окончательном вочеловечивании, пусть и в семипудовую купчиху, и желал всему поверить, во что она верит. Создатели «Монаха и беса», единственного российского фильма, вошедшего в конкурсную программу 38-го ММКФ, поведали публике сказ о том, как бесу человеком быть.
Зачин фильма отсылает к русскому фольклору и лубку. Просто, доступно, с юморком да с присказками глаголят зрителю анекдоты из быта монастыря века XIX. Попросил здесь приюта калика перехожий Иван (Тимофей Трибунцев), не отказал ему в прибежище настоятель (Борис Каморзин), не ведая, что хромота пришлого заики мефистофельская. Мелкий бес, имя которому Легион (Георгий Фетисов), завладел телесной оболочкой Ивана и начал его руками творить чудеса. Чудо в фильме становится показателем святости: Иван вылавливает из реки гигантскую «чудо-юдо рыбу-кит», враз очищает загнивающий колодец и избавляет лес от сухостоя. Заподозрили Ивана в связи с нечистой силой и отправили портки стирать и, видать, самому от скверны очищаться. Пословица за поговоркой, шутка за прибауткой, гоголевщинка за салтыков-щедринщинкой, и публика разных верований втягивается в повествование – сопротивляться диалогам Арабова трудно. Пусть и упрощает, обедняет их подачу и восприятие нарочитый взгляд оператора (Леван Капанадзе) и марионеточная игра актеров, — слово автора остается несокрушимым. До поры.
Сценарии Арабова автоматически выводят фильмы по ним в категорию событийных, но лишь в случае тандема кинодраматурга с Александром Сокуровым можно говорить об адекватном киноэквиваленте авторского слова. Междустрочье и оттеночность реплик, отсутствие функциональных фраз и ремарок, — все это требует бережного распаковывания текста режиссером. «Монах и бес» затевался еще в 2012, но после просмотра создается впечатление, что режиссеру сериала «Раскол», не хватило тщательности и меры в поиске визуального решения фильма. То ли времени не хватило, то ли средств, думаешь, глядя на кадры, снятые в духе примитивистов, и спецэффекты, лишенные, по нынешним временам, эффектности. И, перекрестившись, продолжает казаться, что весомые затраты ушли на путешествия съемочной группы по святым местам, будь то поиск монастыря для съемок или путешествие в Иорданию (Петру в кадре выдают за Иерусалим). В фильме по сценарию, писанному с натуры, и натура должна бы соответствовать, а потому киноиллюстрация талантливого сценария, вызывает желание сменить художника. Тексты Арабова требуют верности их духу и букве, «Монах и бес» — тот случай, когда создатели согрешили против духа. Говоря словами писаря из фильма: «Если все взвесить и холодно рассудить во благовремении, то не стоило бы». Никак бес попутал. Однако сам факт того, что сценарий дошел до зрителя – благо. Фильм, если не к просмотру, то к прослушиванию обязателен.
Двухчастность, заданная названием воплощается и в структуре фильма, душевная первая часть которого напоминает театральные скетчи, в которых играют ряженые, Но юмор рассасывается, бес в мире людей, теряет свое искусство, превращаясь в человека, а повествование перестраивается в душеспасительную притчу. Драматургически две части не стыкуются, вся надежда на духовные скрепы. Здесь во всей очевидности проявляется значение слово «бес», его происхождение от слова «беда». Беда же, по Арабову, кроется не в том, что «без правды нет и царствования» (искаженная польская пословица, звучащая в фильме, «Без праци не бенде колораци» могла бы стать его девизом), и не в том, что жители Содома «мертвы, но дело их живет» и даже не в невольно разгаданной человечеством тайне беззакония — «не любите и нелюбимы будете». Все то «народное, сермяжное, посконное, домотканое и кондовое», над чем в начале фильма смеялась публика, те перлы, которые после фильма пойдут в народ (хотя и родом из народа) маскируют за красным словцом дичь и мрак беспросветные. Разжеванная мораль на манер Пожарских котлет из протертого куриного мяса, рецепт которых вкусно рассказывается в первой части фильма, проигрывает его «простонародности» и просторечью. Тут у беса выясняют национальность, и оказывается, что он «почти, но не совсем» из евреев; когда он хворает, к нему вызывают ребе, но тот отказывает в помощи, ссылаясь на шаббат; тут цирюльник-араб за золотой готов пропустить намаз, и только крещеный в христианской вере подручный околоточного казак, лихо хлещет нагайкой по спинам бродяг в воскресный день. Здесь показывают, как выбивают дух из тела, пытаясь вбить духовность в головы и сердца. Не спасает авторов фильма даже Пушкин, упомянутый и возникающий в фильме в виде книги на прикроватном столике – «Мне скучно, бес».
The Hollywood Reporter