«Феи», или «печально я гляжу на наше поколенье».
21 ноября, 2010 Театр
Под занавес 2010 года, объявленного годом Франции в России, МХТ им. А.П. Чехова стал инициатором, вдохновителем и сценическим убежищем для французских режиссеров, решивших поставить спектакли по пьесам французских драматургов с российскими актерами. Под эксперимент отвели Новую сцену МХТ: и название подходящее, и вместимость (minimum minimorum) достаточная. Если эксперимент не удастся, провал будет не столь оглушительным, но, если спектакль окажется успешным, у него есть шанс войти в репертуар театра. Пьесы, как следует из названия проекта, впервые будут представлены российскому зрителю. Пять драматургов, пять режиссеров, пять историй из века минувшего для века нынешнего.
Руководителями проекта выступили Кирилл Серебренников и Анатолий Смелянский, может быть поэтому первый спектакль доверили представить студентам Школы- студии МХАТ. Итак, «Феи», автор Ронан Шено, режиссер Давид Бобе.
Спектаклю сразу дали зеленый свет. В прямом смысле. Не успевает зритель войти в зал, а на сцене сидит человек, подсвеченный (а, скорее, засвеченный, — настолько неприятен для глаз этот световой эффект) тусклым зеленым светом. Сидит на краю ванной. И думает о крайностях. Спиной к миру, лицом в себя.
В самом деле, ванна или туалет излюбленные места раздумий. В спектакле — ванна это символ единственного места, где человек может побыть наедине с самим собой. Здесь и будут герои спектакля откровенничать, дурачиться, осуждать, предостерегать.
Остросоциальность спектакля, заявленная в программке, вопит с первых секунд. Динамик транслирует аббревиатуры международных организаций: ООН, ОБСЕ, ВВФ и т.д. Голос читает их названия на двух языках, тоном обвиняющим, приговаривающим. А на экране — узнаваемые рекламные слоганы смотрятся не так привлекательно, как в телевизоре. Пока часть зрителей угадывает из какой рекламы слоган, на сцене звучит обвиняющий монолог об обществе потребления, убившем в человеке человека. «Купи-продай» — могло бы стать рекламным лозунгом спектакля. Говорят, плещутся (ванны с водой – самые настоящие, никакой бутафории), бьются в конвульсиях оголенные (в переносном и в прямом смысле) души. Молодые девушки и юноши, почти обнаженные, пытаются поведать о восприятии (точнее полном неприятии) мира поколением двадцатипятилетних. И острота не в радикальных обличениях современности, а в портрете обвиняющих. Драматург и режиссер представляют на суд зрителей не спектакль, но целое поколение. И сторона обвинения здесь не признает смягчающих обстоятельств.
«Ты же не знаешь кто такой Джойс? Тебе все равно, что ты не знаешь кто это. И всем вокруг тоже все равно, что ты не знаешь», — говорит одна из «фей». Вот такими словесными «вбросами» (пьеса не имеет четкой драматургии) создатели спектакля рисуют портрет целого поколения и выносят неутешительный приговор – потерянное поколение. Поколение «Y» или, как его иногда называют «Поколение Питера Пэна», (вот и феи здесь кстати), склонное оттягивать переход во взрослую жизнь, социологи считают отнюдь небезнадежным, более того, весьма перспективным. Просто надо подождать, двадцать пять – не финишная черта, или, используя терминологию общества потребления, не черта «итого». У нас, автор статьи попадает в число «Y», много кредитов, но мы умеем отдавать и отдаем. И, уверена, благодарно. В спектакле, что не монолог, – опровержение, свержение устоев, учитывая возраст участников – самобичевание. Карбонарии, но в пространстве ванной комнаты. Юные Мараты в ваннах, более походят на капризных детей в колыбелях. Нигилисты, декаденты – все это уже было и было убедительней. «Мы еще совершим свои ошибки!» — гордо и угрожающе, глядя на публику, в большинстве своем, поколения 30-40-летних. Вот вам и оптимистичный взгляд в будущее.
В «Феях» поколения не ставят лицом к лицу, не представляют друг другу, а сталкивают и предрекают крах. Даже не судят, осуждают. Пьеса не нова, хотя она и была специально адаптирована для российской сцены. Она неизбежно отстает от тех, о ком написана. А написана она людьми другого поколения, которое тоже когда-то называли «потерянным». Этот взгляд со стороны – взгляд односторонний. Когда не знаешь предмета, о котором пишешь, но все-таки пишешь, то сочинение разумнее отнести к жанру фантастики. Потолка нет. Но и фундамента тоже.
Много брызгов, много всплесков, эмоциональных, невпопад – с этим можно смириться, но нельзя принять пустых глаз и непонимающих происходящего лиц. Видно, как чуждо представляемое и озвучиваемое самим артистам. А ведь они играют то, чем, по идее режиссера, живут. Играют, если не себя, то о себе. В итоге просто играют(ся). Видимо артисты, точно по М.Лермонтову, избавили себя от бремени «познанья и сомненья».
«Феи» от латинского fatum – судьба. В спектакле восемь фей предрекают нелегкие судьбы и не дают надежд. Вода, неизменный атрибут спектакля, не очищает, и, живительная, расплескивается впустую. Спектакль наводнен, герои потоплены, и зрители, кажется, тонут в обилии грубо скроенных фраз, жестов, озвученных, но не додуманных мыслей. Спектакль – высказывание, простое по сути, но сложносочиненное по форме. Претензия «Фей» на фееричность оправдывается лишь отчасти в постановочном плане, но не в эмоциональном и интеллектуальном. Ни театра, ни волшебства, ни чудес, ни даже чудачеств. И рассыпается спектакль, как осыпается плохо наклеенная кафельная плитка. Нельзя рвать «дней связующую нить», — нить поколений.
Журнал «Наш фильм» http://www.nashfilm.ru/plays/4979.html