«Царство отца и сына»: под небесами
29 ноября, 2010 Театр
«Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!» — восклицают правители со времен Бориса Годунова, но мало примеров добровольного отказа от забот державных. Противиться магии власти способны немногие из немногих, кому такой шанс выпадает. А если не по Сеньке шапка? – тогда горе той державе.
О властителях и подвластных — премьера, выпущенная под занавес года, в театре им. Моссовета, которую смело можно назвать событием,. Режиссер Юрий Еремин создал сценарий по драматическим произведениям А.К. Толстого, выступил постановщиком и сценографом спектакля «Царство отца и сына».
Политически неблагонадежными сочинения А.К. Толстого были признаны сразу после написания. Особенно возмущал Цензурный совет «Царь Федор Иоаннович» — «зрелище скудоумия и беспомощной слабости Самодержавного Венценосца», как назвал ее один из цензоров. Сюжеты о власти, особенно неограниченной и ею наделенных, никогда не теряли интереса публики в нашей стране. Силу ассоциаций недооценивать не приходится.
Обмолвлюсь сразу, но сдержанно – спектакль хорош. Пишу «сдержанно» потому, что с точки зрения режиссуры он безукоризнен, выношен, выстрадан, а из актерских работ интересными и ключевыми можно назвать только две и это задано двухчастной композицией спектакля: часть первая – «Отец» — Иоанн Грозный (А.Яцко), и вторая (конечно, не по значению) — «Сын» — Федор (В.Сухоруков). Остальные актеры играют «крепко», но их можно рассматривать лишь в совокупности как фон повествования – единый и гармоничный, но фон. Даже противостояние Шуйских и Годуновых, старого и нового, – знаковое для второго действия — отодвинуто на второй план. Акценты расставлены иначе, внимание концентрируется на самом главном. Актуальном – драме власти.
Здесь продумано все от названия до музыкальных вставок. «Царство отца и сына» — Русь (не пишу древняя). В царстве – царь, в царствии (небесном) – Бог. Царствие на сцене воплощено в виде экрана, на котором небо, беспросветное, мутное. Смутно и в царстве.
Перед зрителями — черные палаты государевы. Уверенным шагом по сцене идут люди в черном, это не палачи – бояре, лучшие люди государства. Собрались вокруг царской шапки и речь ведут, кому Русью править, ибо царь Иоанн от престола отказался. Предлагают друг друга в цари, спорят, драку учиняют. Не сойдутся никак Захарьины с Мстиславскими, Шуйские да Сицкие. Да как сойтись, когда есть уже помазанник Божий – один, над ним только Бог. И приходят бояре к царю, просят смилостивиться и трон не оставлять. Царь Иоанн принимает бояр лежа, говорит устало, но не от слабости или бессилия, нет, он знал, что придут и просить станут. Он – провокатор, дьявольски умный деспот, знающий, что страх, в который он погрузил державу, жив и еще послужит ему.
И встает Иоанн, опираясь на царский посох, и велит казнить, убивать, смуту, повсюду ему кажущуюся, искоренять и предвосхищать. И успокаиваются холопы государевы: все по-старому. И ступает царь во храм просить Бога о помощи в делах его.
А.Яцко играет виртуозно, сильно, он действительно царствует на сцене. Его Иоанн поистине грозен. Как Ричард III он мог бы сказать, что «зверь свиреп, но ему известна жалость, Нет жалости во мне, а значит я — не зверь!». Но нет надрыва, крика, все иезуитски спокойно. Один раз рассвирепеет государь, получив вызов на бой от избранного царя польского. Это его-то вызывает, его?! Помазанника Божия!
Но не вечен царь, и надо думать о преемнике. Иоанн начинает готовить Федора к престолу. На слабого, полублаженного сына напяливает он царский кафтан и наставляет на кого опираться, а кого отдалить от себя. На сцене — два трона и зрители посмеиваются и перешептываются, глядя на царя-батюшку, преподающего наследнику урок управления страной. В этот вечер зал полон ассоциаций. Исторических, разумеется: принимают цари гонца, тот царь, что в шапке – послание читает, а снявший ее говорит, что и как делать следует.
Но вот умер грозный царь. Началось второе действие спектакля. В нем нет уже господства черного цвета, все бело кругом. Только небо светлее не сделалось, сгустились тучи. Царь умер, но свита, им взращенная осталась. Только одежды на белые сменили, но суть как была черна, так и осталась. Не за шапку теперь плетутся интриги, за влияние на неразумного царя. Ссоры, предательства, скверна в царских палатах, а Федор Иоаннович купаться изволит. Да и купают его как младенца в кадке, воду на головку льют, а он и рад поплескаться. «Я царь или не царь?!» , — бывало вспылит Федор, но его тут же успокоят, убаюкают. Гнев царя Федора – слабый на фоне отцовского. Во всех делах своих искренне хочет он всеобщего благоденствия и мира, «все согласить, все сгладить». Конечно, он болен, он сын больного, – отсюда суетливость, кажущаяся взбалмошность и беспомощность.
Не хотел Федор трона – под страхом венчан на царство. Умер отец, а страх остался. И запуганный, безвольный он мается в царских палатах. «Какой я царь? Меня во всех делах и с толку сбить и обмануть не трудно». Только с женой Ириной (Е.Гусева) и чувствует себя спокойно, но и эту подпорку у него захотят выбить. Кстати, Ирина раздражает своим юродством, и нет в ней хитрецы, прозорливости, оберегающей и направляющей несмышленого царя.
То, что Виктор Сухоруков – гений, в лишнем подтверждении не нуждается. Это факт. Недоброжелателям с этим надо смириться. Он настолько органичен, естественен, что не веришь, что так можно играть, притворяться, Нет, тут что-то другое, тайное, сухоруковское.
Работа в этом спектакле – это уже вторая «царская» роль актера. Павел I и Федор – это два разных Сухорукова. И оба талантливых, неподдельных. И хочется подловить, найти штамп, но не удается. Глаза, мимика – все новое с новой ролью. А руки? Свободные, раскрытые, не сложенные вместе, не завязанные в узел, как это часто бывает, – живые на всем протяжении спектакля.
Что ж в один ряд с И. Москвиным, В. Качаловым и Н.П. Хмелевым, блиставшими в этой роли, век XXI поставит еще одну фамилию.
Пьеса не имеет как такого начала, завязки и финала – это умело использовано режиссером. Перед нами ситуация, длящееся драматическое положение – царствовали до, будут царствовать после. Занавес закрыт, но история длится. И падают ниц холопы перед следующим, еще не венчанным царем.
Спектакль наполнен тревогой. Ритм текста, музыки, то и дело возникающей как реплики откуда-то сверху, – все это держит в напряжении. Спектакль невольно продолжает тему фильма «Царь». Продолжает также талантливо и виртуозно. Впрочем, и это очень жаль, спектакль вероятно вызовет такое же брожение, нападки и непонимание, какими был «удостоен» фильм П.Лунгина. Это нормально, талантливое всегда неоднозначно. Сейчас модно читать В.Ключевского, С.Соловьева, но исторические спектакли обыкновенно не собирают публику. Они кажутся далекими от дня сегодняшнего. Спектакль Ю.Еремина – это история сегодняшнего дня. Увы, потому что история эта страшна, а финал не обещает быть счастливым. Нет и луча надежды. «И тьма над бездною».
Журнал «Наш фильм» http://www.nashfilm.ru/plays/4367.html