«Любовь. Письма»: с тобой и без тебя
10 октября, 2011 Театр
«Письма пишут разные:/ Слезные, болезные,/ Иногда прекрасные, /Чаще — бесполезные…». Строчка из прошлого века. Сегодня письма чаще перечитывают, чем пишут. Или подписывают. Но это в сфере публичной. Письма вытеснены сообщениями, переписка заменена пересылкой (sms, e-mail, chat), друзья подменены фрэндами из социальных сетей. Вчерашние письма потомками воспринимаются как письмена предков. То ли прогресс с его аналоговыми носителями информации, то ли борьба с вырубкой лесов, то ли работа почты России сыграли свою роль. Хорошо сыграли. Плохую роль.
Однако марки и конверты не стали только предметами коллекционирования. Культуру письмописания возрождают или вернее подогревают драматурги и исполнители. В конце концов, рукописи не делитятся и, вообще, не горят. Потому и рождаются такие пьесы как «Милый лжец» Джерома Килти по переписке драматурга Бернарда Шоу и актрисы Стеллы Патрик Кемпбел. Этими письмами в исполнении Анатолия Кторова и Ангелины Степановой публика заслушивалась. Скоро в МХТ им. А.П.Чехова, где когда-то играли этот спектакль, выпустят «Письмовник» по бестселлеру Михаила Шишкина. И у нас пописывают. Хотя для России более характерен жанр записок — охотника, на манжетах или из подполья.
В Московском драматическом театре им. А.С.Пушкина, пролистнув календарь, решили перелистнуть страницы частной переписки. Первая премьера сезона – спектакль «Любовь. Письма», приуроченный к февральскому юбилею Веры Алентовой. Главную и единственную мужскую роль в спектакле исполняет человек, которому в жизни удалось сделать то, что не удалось его герою в спектакле. Это Владимир Меньшов, блистательный кинорежиссер и муж актрисы. А режиссером постановки стала дочь – Юлия Меньшова. Семья в сборе. Перед публикой актерский бенефис и режиссерский дебют одновременно.
О пьесе «Любовные письма» американского драматурга Альберта Гурнея в театральной Москве громко заговорили, когда Евгений Каменькович поставил по ней спектакль в «Табакерке» с Олегом Табаковым и Ольгой Яковлевой. Тогда критика, как положено разделившаяся на pro et contra писала о спектакле то, как о третьесортной бродвейской коммерческой пьесе, то, как о задушевнейшей истории любви, к которой трудно остаться равнодушным, номинированной на Пулитцеровскую премию. Прошло время, спектакль из репертуара переместился в архив. Для многих в личный видеоархив. Впрочем, частота его повторов на телеканале Россия-К (Культура) говорит о том, что это уже классика. Олег Табаков, читавший письма то небогатого мальчика, то пытливого юриста, то успешного сенатора, не вставая из-за стола, за два часа то молодел, то старел вновь. Неподражаемая Ольга Яковлева оборачивалась то задорной девчонкой, то инфантильной дамочкой, то так и не повзрослевшей мадам. Были и смех, и слезы, и любовь.
В театре Пушкина пьесу не модернизировали, не осовременили. Сюжет все тот же. Двое – Он и Она — пишут друг другу. Сначала школьные записки, потом открытки и письма. Всю жизнь. А Он и после смерти. Ее смерти.
Он – Эндрю Мейкпис Лэдд Третий.
Она – Мелисса Гарднер.
Он – уравновешен, миролюбив (фамилия обязывает «make peace»), целеустремлен.
Она – богата, капризна, открыта всему и всем. Чересчур и насквозь.
Его отточенное перо приведет его в кресло законодателя.
Ее творческий огонь художника и скульптора сожжет ее дотла.
Эндрю уберет все лишнее из своей жизни, оставив семью, собаку и избирателей.
Мелисса лишиться всего основательного – детей, карьеры, репутации, компенсировав потери алкоголем и любовным непостоянством.
Историю любви как историю болезни обоих помогут реконструировать лишь письма. Будь они любителями поболтать по телефону, что осталось бы зрителям?
А так, все как на бумаге – встречи, расставания, ссоры, примирения, свадьбы, разводы, рождения и смерть. Все то, о чем делятся впервые и о чем извещают напоследок.
Декорация Тимофея Рябушинского – стеллаж, обрамляющий сцену. В нем вся жизнь героев. Вещная. С левой стороны, Эндрю, там, мальчишеские и мужские игрушки, кубки и награды, костюмы и дух респектабельности. Справа, у Мелиссы – творческий беспорядок, в котором все: от балетной пачки до бутылок зеленого стекла. Рамка-стеллаж как часы ведет отсчет лет: высвечивается новая полка, значит наступил новый этап в жизни героев, новый отрезок. Задник сцены – белая кирпичная стена, которая даст трещину, когда героев отправят сначала в разные школы, а потом их и вовсе разведет жизнь. Недостающие кирпичики – не отвеченные, а может и не отправленные письма. Дыру не залатают, даже когда их дороги встретятся и пересекутся. Урывки счастья, клочки встреч наедине, а в остальное время – запечатанная в конверты, вопящая между строк любовь.
По желанию автора, персонажи не должны смотреть друг на друга до самой развязки, до последней строки последнего письма. У режиссера Е. Каменьковича героев разделяла занавеска, у Ю.Меньшовой – никаких преград, смотри- не хочу. Но замысел автора сохранен. Всё в зал. Как у И.Бродского: «посылаю взгляд свой в даль и не вернуть гонца».
Печально, когда письма в зал остаются не востребованными. Сами герои называют свою переписку умирающим искусством. Это же можно отнести и к чтению писем (со сцены в т.ч.). Скучно. Временами кажется, что полуторачасовой спектакль длится раза в два дольше. Не спасают даже вставные номера, танцы со стульями и переодевание. И даже удовольствия и любопытства от созерцания семейного спектакля хватает не надолго.
Здесь все буквально и не сложно сочинено. Простота здесь не очаровывает. Тексты есть, подтексты не считываются. Конечно же, обаятелен В.Меньшов и убедительна, особенно во второй части, В.Алентова, но чего-то большего, чем спектакль «по поводу» пока не получилось.
На ум приходит Сибилла Уэйн из «Портрета Дориана Грея», актриса, блистательно игравшая любовь на сцене и разучившаяся это делать, влюбившись в жизни. Так и здесь: счастливой актерской (каких немного) паре не удалось явить любовь на сцене. Вроде и музыка подобрана с нужным текстом (слово «love» выводят чуть не в каждом куплете), а все равно не верится.
Впрочем, вся тайна кроется в режиссерском прочтении. Может быть, задача актерам ставилась обратная любви. Согласно названию спектакля («Любовь.Письма») между любовью и письмами есть жирная точка и никаких многоточий и тире. Либо одно, либо другое предлагается зрителю. Или иначе: на любви героев режиссер поставила точку и обратилась к письмам: к фактуре, к быту, к страницам их жизней. Может, тогда стоило опять же согласно наименованию, разделить спектакль на два действия, где антракт ставил бы ту самую точку на одном и давал начало другому для пожелавших остаться зрителей. А может быть все еще проще и два слова из названия поделены между двумя героями. Т.е. со стороны одного (одной) была любовь, а со стороны другой (другого) просто письма… Вопросов много. Но спектакль для истории сохранить все же стоит. Аудиозаписи будет достаточно.
«Любовь. Письма» назвать плохим спектаклем нельзя ни в коем случае. Посредственным – другое дело, в том смысле, что в любви все средства (в т.ч. сценические) хороши.
«Комсомольская правда» http://www.kp.ru/daily/25767.5/2752513/