«Таланты и покойники»: «без кистей и глазету»
11 ноября, 2012 Театр
Если русская литература вышла из гоголевской шинели, то американская — из «Приключений Гекльберри Финна» Марка Твена. Так считал Эрнест Хемингуэй. Пьеса «Жив или мертв» единственное произведение Марка Твена-драматурга, автора самого блистательного ответа на поспешный некролог: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены». Ответ остается актуальным и по сей день, ведь ирония автора, его афоризмы остаются в списках вечных бестселлеров и кочуют по Интернету, собирая тысячи «лайков» — дань уважения современников. Историю, проросшую из небольшого шуточного рассказа, иначе как «шуткой гения» не назовешь. Но шутки шутками, а пьеса с остановкой на Бродвее докочевала до Москвы, где обрела новое, соответствующее и произведению и предлагаемым ему обстоятельствам название «Таланты и покОЙники». Премьера Московского драмтеатра им А.Пушкина в постановке Евгения Писарева – премьера «пополам»: премьера пьесы и спектакля. Этот пополам, впрочем, вполне в духе автора, в псевдониме которого двойственность («twain») предусмотрена.
Насмешливую мудрость писатель сохранил, несмотря на тяготы жизни. Твен хорошо знал все стороны бедности, кроме, конечно, бедности слов. «Таланты и покойники» сюжет «про бедность и величие искусства». Герои Твена – художники от слова «худо». В смысле худо живущие. Они, непризнанные гении, ютящиеся, как и положено художникам, в парижской мансарде, распевающие «La bohème» Шарля Азнавура, но на слова Алексея Кортнева: «Есть хотим тирьям-тим-тим», — решают помочь своему собрату по кисти Жану-Франсуа Милле, чьи карманы безнадежно вывернуты. Голод и кредиторы стучат в дверь, брак с бедной возлюбленной «забракован», но момент, когда герой готов расстаться с жизнью и прокричать: «Это конец», — для зрителей только начало. Постигнув несправедливость жизни, по которой публика «любить умеет только мертвых», друзья-товарищи решают объявить своего талантливого приятеля покойником, обеспечив ему тем самым посмертную славу и высокие продажи картин. Вопрос всех преступников — «Куда деть тело?» — решают оригинально и в высшей степени художественно: Жан-Франсуа укрывается под псевдонимом, а заодно и платьем Дэйзи Тилу – «вдовы, потерявшей брата». На протяжении всего спектакля – веселой вдовы…
Герои спектакля добиваются признания, свое призвание, не ставя под сомнение. В отличие от друзей, про которых точно неизвестно кто они — следящие в искусстве, или оставляющие след, — биография главного героя хорошо известна. Жан-Франсуа Милле в действительности был художником-барбизонцем. Искусствоведы отмечали тяжеловесный характер отдельных его полотен (одно из них удачно обыгрывается в спектакле), а Марк Твен сочинил ему легкомысленный нрав. Сергей Лазарев, исполняющий эту главную роль, внешнего сходства с прототипом не добился, к счастью, а повадкой персонажа овладел вполне. В «новые формы» в прямом и переносном смыслах актеру вжиться удалось.
Комедию с переодеваниями в театре им.А.Пушкина не ломают, наоборот, тщательно выстраивают. Евгений Писарев и Сергей Лазарев, кажется, изучили этот жанр до мелочей. В «Одолжите тенора» на этой же сцене Лазарев примеряет маврский грим и маску оперного певца (благо голос подделывать не приходится), в «Талантах и покойниках», сбрасывая усики, берет и шарф художника, примеряет платье и каблуки. Удается это актеру столь органично, что он кажется более убедителен в роли Дэйзи (досл. маргаритки), чем Жана-Франсуа.
«Был мужик и вжик…» — поют актеры в спектакле. Сравнения с другими культовыми комедиями о примерке иного пола, вроде «Тутси», «В джазе только девушки» или «Здравствуйте, я ваша тетя» набили оскомину. Время, когда нормой было играть женские роли мужчинам, казалось бы почило, но оно вновь возвращается. По крайней мере, если речь идет о ролях социальных. Мужья-домохозяины удивления более не вызывают, а мужчины в юбках на сцене все еще вызывают бурный восторг и приветственные аплодисменты. В случае с «Талантами и покойниками» еще и аплодисменты прощальные, потому как режиссеру и исполнителю главной роли удалось подметить и воплотить множество женских мелочей, ужимок и штришков. Сменой туалетов здесь не отделались.
Художники привычно стирают краску с рук, а спектакль тем временем все более и более расцвечивается. В истории о художниках большая ответственность лежит на художниках спектакля. Зиновий Марголин устроил настоящую феерию из всевозможных красок, оттенков и огней. Все пестрит, бурлит, играет. Заданный тон поддержали и костюмы актеров Виктории Севрюковой. Герои одеты не по высокой парижской моде, но под стать стилистике спектакля: ярко, броско, словом, живенько. Не обошлось и без обилия полотен, не то, чтобы барбизонских, но «дизайнерских» точно. По крайней мере голуби, сидящие на протяжении всего спектакля на крыше мансарды, глаз от этого великолепия не отводят. Те же голуби залюбовались бы и яркой, игривой афишей спектакля. В «Талантах и покойниках» все внешнее, нарисованное, под стать героям. Выше похвал.
Спектакль напоминает вернисаж, в коем примечательны и полотна, и их исполнители. Три веселых «чердачных маляра» — ирландец, чикагец и голландец (Евгений Плиткин, Игорь Теплов, Антон Феоктистов), — развлекают публику сродни трем итальянским маскам комедии дель арте. А две «из ларца одинаковых с лица» поклонницы и ценительницы Мадам Батильд (Ирина Петрова) и Мадам Карон (Наталья Корогодова) и вовсе напоминают Бобчинского и Добчинского. Множество дивертисментов и танцевальных номеров разбавляют перипетии спектакля. Капельдинеры театра предупреждают зрителей с цветами: «Пока совсем не отпляшут – не дарите!».
«Таланты и покойники» создан по всем канонам комедии положений: случайного, непредвиденного и курьезного в нем с лихвой. Каноны, правда, иногда оборачиваются штампами, но публика, привычная к ежевечерним телевизионным ситкомам, рада увидеть знакомое, но в новом, театральном формате, в режиме реального времени. Да и озвучить (наравне с заводной музыкой Сергея Чекрыжева) не прочь: смех в спектакле на фонограмму не записан, но звучит в зале с завидной регулярностью. Искренний и неподдельный.
В пьесе о том, как герой переступил через свой труп, помимо фарса и пародии прослеживалась социальная сатира. Принадлежность художников и покупателей картин в спектакле к тем или иным странам – не случайна. В спектакле Евгения Писарева социальная пародия выветрилась, и это понятно: она тут действительно ни к чему. Осталась пародия «философская» на тему жизни-копейки и похорон «в копеечку». От социального – разве что ценность: героя, не равнодушного к сигаретам, всегда есть кому одернуть. Так что 16+ на афише это скорее перестраховка. Дань времени, в котором, по мысли одного из героев пьесы, «самое худшее впереди».
«Копировать самого себя – фальшивая слава», — говорит главный герой спектакля, но проецируется эта фраза на его режиссера. Евгений Писарев, на которого критика навесила бирку «Мастер комедии», старательно пытается этот ярлык стереть. Но вот ведь беда: первое слово стирается прежде второго. От «Мастера» с большой буквы остались «Много шума из ничего», «Конек-Горбунок», «Пиквикский клуб», «Примадонны» (тоже комедия с переодеваниями, положениями, но кроме того мыслью и подтекстами). Когда заглавная буква «М» начала превращаться в строчную, появились «Призраки» и «Босиком по парку», а затем под «Звуки музыки» и не без участия «Великой магии» уцелела только вторая часть ярлыка – «комедия». Но без Мастера «комедия» (досл.песня) не звучит.
В финальной песне спектакля признаются и мишура, и нарочитость, и даже пошлость (впрочем, это слишком), и базарность увиденного зрителями действа. Ею как бы извиняются: «стыдно, право, за подобные забавы». Ею же и оправдываются: «Пусть простит нам блажь и глупость наша юность». Юному режиссеру, как зоринскому Костику с его «Пока мы юны!» простился бы этот спектакль, более того он был бы вознагражден за него и публикой, и критикой. Таким «Пока мы юны!» был для Евгения Писарева «Одолжите тенора!». Юность, смененная мастерством, самооправданий не приемлет. Выделенное красным на афише спектакля «ОЙ» в названии «Таланты и покойники», покосившееся, как крыша в спектакле, смотрится до его просмотра как шутка, после — как удивление. Режиссерская подделка или поделка? Не знаешь, что и хуже. Но оправдание этому только одно, по следам спектакля: «Художника обидеть может каждый».
«Таланты и покойники» — победа Писарева-худрука, но не режиссера. За холстом спектакля не оказалось золотого ключика. Вместо него там пять фунтов «лимпербергского сыра». Есть публика, которая с удовольствием это съест, и на сей деликатес не поскупится. Зал будет полон, а в кассе, как на холсте, будет табличка «Продано».
«Комсомольская правда» http://www.kp.ru/daily/25981/2915205/
«Театрон» http://teatron-journal.ru/index.php/item/497-mark_tven