«Однажды мы все будем счастливы»: исповедь дочери века
23 ноября, 2012 Театр
В «Черный зал» Центра им. Вс. Мейерхольда зрители попадают через кафе. Перешагнув порог зрительного зала, публика, сама того не осознавая, мгновенно становится частью спектакля. Из света во мрак, от буфетного гула к гнетущей тишине – переход мгновенный и резкий, полное погружение. Зрители рассаживаются под взгляды неподвижно стоящих во мраке сцены актрис, но времени привыкнуть друг к другу режиссером не предусмотрено. Так и пройдет эта, без предисловий, пауз, длиннот, в бешеном presto, история. Пройдет навылет, затронув жизненно важное.
Режиссер Вячеслав Чеботарь обратил внимание критики спектаклем «Ричард III», представленным в рамках Международного молодежного театрального фестиваля в Кишиневе в этом году. Непривычная форма существования для публики, разместившейся на сцене, и актеров, играющих по ту сторону занавеса, оказалась весьма эффектной, вовлекающей в сюжет «давно минувших дней». Лихолетье – тема спектакля,, помещенного во мрак зрительного зала, оказалась актуальной и за его пределами. Режиссер тогда настаивал на жанре трагикомедии, однако сгущенные краски спектакля выводили на первый план «траги» спектакля, разворачивающегося в театре и за его пределами.
Для московского дебюта Вячеслав Чеботарь, студент совместной магистратуры Школы-студии МХАТ и Центра им. Вс. Мейерхольда, выбрал современную драму – пьесу-монолог Екатерины Васильевой, молодого драматурга, лауреата литературных премий. Хотя на программке спектакля и есть надпись «УТО №5» (учебно-театральный объект), постановка «Однажды мы все будем счастливы» оказалась спектаклем в полном смысле слова. Без студенческих льгот и юной неопытности.
Пьесе, в которой героиня лишена веры с самого детства (даже в Деда Мороза), режиссером найдено множество отсылок к священным текстам. Так им предложен эпиграф к спектаклю с риторическим «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень» и предуведомление в программке из «Википедии» о практике публичной исповеди в раннехристианских общинах. Впрочем, последняя отсылка, приравнивающая исповедь к покаянию применительно к пьесе представляется спорной. В пьесе нет раскаяния, осознания содеянного, есть внезапно возникшая любовь и сострадание к матери. Нет вины, только сопричастность. Найдутся и оправдания, и смягчающие обстоятельства, но исповедь, — это не последнее слово подсудимого. Нет топора над головой, только душевный груз и петля, которую не перерезать как пуповину.
Текст Екатерины Васильевой мог бы затеряться где-то между «Волчком» Василия Сигарева, «Все умрут, а я останусь» Валерии Гай-Германики и стилистикой текстов Ивана Вырыпаева, но режиссер без сокращений и подмен довел, возвел его до масштабов античной трагедии. Аристотелевский катарсис – очищение, сопереживание чужим страданиям – стал квинтэссенцией спектакля. Нет в нем низменно-социального, бытового. Минимальными средствами (скупые жесты, мимика) режиссер достигает максимального эффекта. В спектакле нет мизансцен, есть актерско-режиссерское сопровождение текста, а текст явлен полотном из интонаций, полутонов и поэзии звуков.
Поделив роль героини пополам между двумя актрисами Александрой Кузенкиной и Анастасией Прониной, режиссер открыл новые смыслы и возможности пьесы. Вячеслав Чеботарь выступил здесь как композитор и дирижер. Партитуры ролей разбиты на такты, композиция не то, что выверена, чутко выслушана. От заиканий к завываниям, от чеканной речи до простонародного говорка, от рэпа до словесной «перемотки» — такова музыкальная композиция спектакля.
Режиссер следует и слову пьесы и музыке слова, обходясь без красивостей и мелизмов, без повторов и педалирования смыслов и тем. Текст интонирован, но тональность финального аккорда пьесы – мажор/минор – отдана оркестру спектакля – зрителям. Пьеса завершается смертью и одновременным рождением души главной героини. Какая чаша окажется тяжелей, — снова вопрос к зрителям. «Чашу эту мимо пронеси», — но просьбе как заповедано, не вторят.
«Однажды мы все будем счастливы» проиллюстрирован кардиограммой на афише спектакля. Прямая безнадежная линия вдруг сменяется острым зубцом. И снова прямая. «Мое сердце остановилось, подышало немного и… снова пошло?».
«Театрон» http://teatron-journal.ru/index.php/item/569-be_happy