«Утомленные солнцем 2: Предстояние»: с Надеждой
21 апреля, 2010 Кино
Своего рода традицией (недоброй) стало ожидание продолжений успешных любимых фильмов. Ждешь-ждешь, а потом оказывается, что цифра два в названии – это чаще всего оценка фильма. Вторую часть «Утомленных солнцем» утомились ждать. Восемь лет с момента объявления о начале съемок, шестнадцать – с момента выхода первого фильма. И вот все позади, на экране титры, зажжен свет, а зрители остаются на местах. Тишина. Потом аплодисменты.
Как только не издевались над плакатами фильма: «Великое кино о великой Победе». Конечно, рискованно заранее награждать фильм такими эпитетами, но после просмотра, понимаешь, – справедливо.Этот фильм не имеет аналогов, не с чем и сравнить. Это энциклопедия войны. Не Второй мировой, а Великой Отечественной. Да, есть много талантливых картин о войне, но такого полотна еще не было, притом, что фильм охватывает только начало – 1941. Первый, безнадежно тяжелый год войны. Год – за три часа. В них все – фронт и тыл, город и деревня, подвиги и малодушие, честность и подлость. Словом, все то, что для тех, кто помоложе, зачастую, «ретро» и хрестоматийно, а для других живо памятью о павших. Этот фильм потрясет и тех, и других, потому что в нем правда. Больно, невыносимо, смотреть то, как воевали в то страшное время. 1418 дней.
Главное действующее лицо – война. На ее фоне – судьбы. Герои, знакомые нам по первому фильму, их драма. Арсентьев, (Олег Меньшиков) – выживший, но не способный освободиться от прошлого, в котором изломанные жизни бывшего комдива Котова, ныне врага народа, его жены и дочери, да и его собственная. Он ищет Котова, его дочь. По заданию, но не только. Вторая часть «Утомленных солнцем» избежала упрощений, тут нет заведомо плохих. На вопрос Сталина (блестящая работа Максима Суханова) о соотношении чекиста и человека, ответа нет. Но видя Арсентьева, «черного человека» (он и правда в черном пальто), совершающего неуставные, но человеческие поступки, ответ очевиден.
Котов (Никита Михалков) и его семья, теперь три разъединенные жизни, по документам не существующие. Дочь (Надежда Михалкова) узнав, что отец жив, пытается найти его в перевернутой войной стране. Отец, переживший лагерь, воюет во имя и с именем Надежды.
Олег Меньшиков, не балующий зрителя своим присутствием на экране, исполнил свою роль блестяще. Играл затылком, поворотом головы, пронзающим взглядом. Фильм вообще наполнен прекрасными актерскими работами. И это не случайный успех, а чутье режиссера: никто из актеров не повторился и не сыграл «привычно». Даже в эпизодах. Например, Валентин Гафт – несколько секунд, а в них вся жизнь героя – старый еврей, в прошлом адвокат, читающий по руке уголовный кодекс, ныне в лагере с уголовниками. Разве есть что-то недосказанное? А Андрей Панин – брат врага народа, живущий в страхе от такого родства, трясущийся при виде человека в форме. А сколько таких незабываемых ролей-эпизодов – Дмитрий Дюжев, Артур Смольянинов, Сергей Маковецкий… И каждый персонаж фильма выписан и продуман до мелочей, до мельчайших деталей. Отдельной похвалы заслуживает многотысячная массовка. Здесь нет маленьких ролей. Как у Роберта Рождественского – «жил да был человек маленький», а потом «на всей земле не хватило мрамора, чтобы вырубить парня в полный рост»…
Кино без ярлыка. Без глянца, прикрас, ура-патриотизма. Честное до дрожи. Соло Евгения Миронова и сцена с кремлевскими курсантами – ярчайший эпизод фильма. Вот уж, где концентрация правды: и про Кремль, и про бессмысленные жертвы, про неготовность к войне и неистребимую (но истребляющую) ложь, заведомо невыполнимые приказы, победы, достигнутые не умением, а человеческим мясом – вот о чем говорят с экрана, не подбирая слов, от боли, от бессилия.
В отличие от многих советских фильмов, в которых герои бегут в атаку с «За Сталина!» на устах, и от постсоветских, где погибают «за Родину!», фильм Никиты Михалкова показывает не солдат, не массу, а людей, объединенных бедой, унижением, ненавистью. Нет единого ответа на вопрос «за что воюем?». Не за Сталина, и не за абстрактную родину, а за свою землю, свой угол, за семью, фотография которой лежала рядом в окопе, за ключи от квартиры на малой Родине. Это только для танков все равны, все равно, что утюжить. И разные люди, никогда бы не встретившиеся в мирной жизни, лежали рядом: кремлевские курсанты, тонкие, как не спасшие их винтовки и солдаты штрафбата, некоторые с двумя часами на руке, огрубевшие от «мирного существования», а не жизни…
Война, как и смерть, не абстрактна, она не повторяется ни в одном из убитых, для каждого своя: у располовиненного курсанта, которому товарищи закрывают глаза повязкой, у обезумевшего от страха первого боя молодого солдата, для сгоревшего в танке мальчика, у… Впрочем, и это впервые, показано как война начинается до сражений, до прихода немцев, когда свои убивают своих. Расстрелы «на всякий случай», убийства неугодивших, убийства молчанием, закрытой дверью перед тем, кому нужна помощь. Именно война, и это очень страшно, показала весь срез нашей жизни. Например, то, как некоторые ждали прихода немцев. Застревает в памяти фраза Котова, у которого железки, закрывающие вырванные ногти: «Война – единственное наше спасение». От кого? От чего? Только ли от лагеря?
Фильм велик по замыслу, по идее, по таланту и боли, вложенным в него. В нем звучит великая музыка Эдуарда Артемьева. В его воплощении, есть, однако, и изъяны. Поистине гениальным кадрам и блестящей работе оператора (Владислав Опельянц), мешают ненужные длинноты и затянутые, нарочито вставные эпизоды. Впрочем, зрителей, помимо трехчасового фильма ожидает и 15-серийная его версия. Несомненно, хотелось объять необъятное. Материал богатый, идей много. Но фильм не пострадал бы, если бы в нем не было, пустого, по сути, эпизода с Марией Шукшиной, или если бы сцены с Надеждой Михалковой были чуть короче, не зависали. Сцена крещения (боевого в том числе) с Сергеем Гармашом в роли священника – не дает того эффекта, ради которого создавалась. И дело не в ее религиозной некорректности (с этим в фильме все в порядке и никаких «навязываний» с экрана не исходит), просто она очень статична, как впрочем, и финал, и сцена с поджогом риги.
Можно понять отцовские чувства и надежды, но нельзя сказать, чтобы главная героиня всегда была на своем месте. Она не соответствует уровню фильма, в ней – беспомощность. Не перед обстоятельствами, с которыми сталкивается ее героиня, а именно актерская. Эта роль – блестящий опыт, который быть может, послужит хорошей актерской школой для будущих ролей молодой актрисы. Пока же ее работа как подарок. Но не для зрителя.
Фильм неровный, рваный, кажется, собранный из кусков. И это понятно. Какая плавность была в первые месяцы войны? Спросите ветеранов и они расскажут, как вырывались их окружения к своим, на восток, а попадали в тыл к немцам. Фронт уходил к Москве. Это ведь не первый фильм, где действие происходит в ограниченном пространстве, и это не военные учения на реке, вызывающие смех. Здесь другой масштаб и тема войны – тема необъятная.
Не знаю, ждет ли в Каннах второй фильм тот же приз, что и первый. Иностранный зритель, на мой взгляд, не уловит с экрана тех сугубо отечественных текстов и подтекстов, какие моментально улавливает наш зритель. Кстати среди наших зрителей найдутся и те, чья зависть и ненависть к конкретным людям перенесется и на фильм. У нас это традиция. Но это не сможет умалить дело Мастера, подарившего нам великое кино, не боевик, не блокбастер. Внежанровое кино. Здесь люди, а не эффекты. Эпопея, сага – (если сложить оба фильма и держать в уме третий, который выйдет в ноябре) – по масштабу, охвату, замыслу. Он будто вырывает из дня сегодняшнего, отбрасывает от бессмысленной суеты.
На премьере Никита Михалков говорил о том, что для создателей фильма важным было, чтобы «люди, выходящие из зала… подумали: «Какое счастье, что я могу просто вдохнуть воздух». Так и было. Люди выходили, останавливались, курили и просто смотрели на небо, чистое, мирное, родное. И звучало наше исконное: «Правда, лишь бы не было войны».
Журнал «Российское кино – РУСКИНО» http://ruskino.ru/review/364