Эмилия Деменцова

«Дорога цветов», вынесенная в название, к театру Кабуки отношения не имеет. После успеха кинокомедии «Каникулы строгого режима» с Сергеем Безруковым и Дмитрием Дюжевым, пресловутая «ханамити» (дорога цветов) стала известна самой широкой аудитории. Дорогой цветов в японском театре называется помост, идущий от сцены через партер вглубь зрительного зала. В спектакле режиссера Татьяны Архипцовой тоже задействован проход между креслами в зал, актеры всячески стремятся заигрывать с публикой, уделяя этому больше внимания, нежели собственно игре, но этим отсылки к Японии исчерпываются. «Дорога цветов», написанная в 1933 году, имела довольно широкое распространение на театральной карте Советского Союза. Главный герой – популярный лектор Завьялов, как сказали бы сегодня, футуролог, проповедующий о человеке будущего, свободном от всяческих предрассудков вроде семьи, брака и прочих привязанностей. Собственным примером он демонстрирует «новую мораль» свободы чувств и передвижения: путешествует по Москве налегке из квартиры в квартиру, от жены к любовнице, от любовницы к поклоннице и обратно к жене, уже чужой. Нехитрый сюжет полон юмора на тему советской жизни образца тридцатых годов с дефицитными товарами, грубостью в трамваях и сверке людей и событий по свежему выпуску «Правды».

Согласно программке, «действие происходит в Москве давным-давно». Вот и поет хор артистов, одетых в «мешки», головные уборы и очки летчиков, про прошлое с рифмой «хорошее». Здесь вообще многое в рифму, ведь пьеса В.Катаева переложена на стихи Ю.Кима с рифмами наподобие «там-хам-хлам». Вспомнился почему-то старый фильм (правда, пьесе он годится в сыновья) «Чародеи», в одном из эпизодов в нем аналогичным образом рифмовали буквы в номерах автомобилей: «рву-тру-пну-гну-ржу-лаю-бим-бом-сам-хам». Песни и служат, как сказано в пресс-релизе спектакля, размещенном на сайте театра, его «эмоциональной арматурой». Инсценировка спектакля не знала ножниц, а режиссер, кажется, с благоговением отнеслась к обоим авторам спектакля (классику и современнику), потому действо раздулось до трех часов (для желающих покинуть зал, – с одним антрактом). Паузы в спектакле сплошь музыкальные (композитор Олег Трояновский), да и текст читают без спешки, с театральным (читай утрированным) чувством, толком и расстановкой. Впрочем, что до толка, то по окончании спектакля трудно было взять в толк, к чему сегодня понадобилось это путешествие назад в 30-е. Пьеса В.Катаева написана бойко, остроумно, по канонам своего времени, которое, к счастью, или, к сожалению, но прошло. В ней интересны мечты о будущем, потому спектакль, поставленный по ней сегодня, мог бы стать примечательным как раз в плане проверки прогнозов. Чеховские «через двести, триста лет» еще не истекли, а потому у нас в запасе есть несколько десятилетий на мечтания о «невообразимо прекрасной» жизни на земле. Катаев не заглядывал так далеко, надеясь, как и Маяковский, что «через четыре года здесь будет город-сад». Пятилетка одна, другая, третья, и вот дорога цветов оказалась выстлана кадками с мертвыми цветами и кустарниками, которыми озеленили Москву в последние годы. Но нет в спектакле привязки к современности, как бы не старались связать сцену и зал бельевыми веревками с развешенными на них рубашками и простынями. Время выдает разве что обувь, которая у персонажей явно «не ко времени»: от «дефицитных» кроссовок до китайских лаковых «лодочек». Собственно, внешний вид спектакля, как и его персонажей, вызывает, по меньшей мере, вопросы: сцена заставлена и пестрит приметами советского времени от граненых стаканов до металлических тазов. Огромная труба, протянутая над сценой, тоже воспринимается как часть замысла художников (Александр Петров, Татьяна Грознова); в этой эклектике, составленной, кажется, из подручных кусков и предметов, все сочетается со всем, советский человек – бывалый, ему не привыкать. Или просто дело труба?

По мере развития действия к обстановке прибавляются картонные пальмы, свитер с оленями и груда откровенного хлама, которая своим количеством видимо должна убедить зрителя в документальном подходе к тексту. Стилизации не выходит, потому что в спектакле нет единого, выдержанного стиля. А ведь было у него яркое и убедительное по смыслу художественное решение. В этом убеждаешься, глядя на простую, но стильную программку-листовку и афишу спектакля, на которой изображена взорвавшаяся лампочка, из которой вырастает атлант, титан, будущий советский человек.

Светили одинокие грязные лампочки над сценой и зрителями. Казалось, что они перегорели: спектакль начался в темноте, которая длилась довольно долго. Актеры, вышедшие на сцену, держали паузу, зато зрители, перешептываясь и хихикая, пытались разговорить актеров. Многие включили фонарики мобильных телефонов, обнаруживая себя в темноте, другие выкрикивали: «Ничего, мы подождем», третьи обращались к артистам: «Может, поговорим?». Казалось, эти минуты тишины в темноте были призваны расшевелить публику (как в спектакле МХТ им.А.Чехова «Сказка о том, что мы можем, а чего нет«). Не успел критик отметить в блокноте необычность режиссерского замысла, как унылый голос помрежа объявил: «Извините, у нас технические неполадки». Актеры покинули сцену под чей-то разочарованный вопрос: «Куда вы, артисты?» и стало обидно, что никто из команды спектакля не догадался ни обыграть, ни придать смысл подобному «замыканию». На команду помрежа: «Дубль два» актеры послушно вышли на сцену, загорелся свет, но спектакль не задался…

На заднике сцены сиял красный (спектакль ведь про «красных», да и пьеса была напечатана в журнале «Красная новь») лоскут, на фоне которого вырастала фигура монумента, не привычный сильный торс, но не менее впечатляющий низ. Да-да, от типового памятника советской поры в декорации спектакля поместилась только половинка, может быть и лучшая, ведь на фоне «шагающих штанов» была видна и сильная рука, крепко сжимавшая не маузер, но книгу. По замыслу, вероятно, человек новой формации должен был значительно перерасти своих предков (а может быть это просто иллюстрация к «Грядущему Хаму»?). Про главного героя спектакля Завьялова (Сергей Климов) так и говорят, что он «личность, переросшая среду», эдаким «переростком» он и расхаживает по сцене весь спектакль.

«Хор Людей Будущего» то и дело обращается к «уважаемым современникам… наших дней пленникам», а на сцене разыгрывают семейную историю о свободных отношениях супругов. «- Семьи не будет. — А что же будет? Как же тогда люди будут, пардон, размножаться? — Можно размножаться без семьи. — Но любовь?! – Семья — могила любви». Но подобных словесных игр на весь спектакль не предусмотрено, вот и приходится восполнять их недостаток песнями, сложенными, как и декорация спектакля, «из того, что было»: «Раз словечко, два словечко – будет песенка!». Тем и присутствие Хора (согласно сайту театра, только с заглавной буквы) оправдывается. Он, по мысли режиссера, должен напомнить публике полотна супрематиста Казимира Малевича и никак не меньше. Вероятно и красный задник сцены навеян «Красным квадратом» того же автора… Как бы то ни было, но не из греческой и не из трагедии родом этот хор сбитых летчиков. Выведен он на сцену лишь потому, что каждому известно: «припевать лучше хором».

Цветам на дороге спектакля не дают распуститься. Начинает свой монолог про человека будущего товарищ лектор и постепенно доходит до сверхчеловека, юберменша Ницше; вот и актер вздергивает руку, напоминая жест за авторством Гитлера. Катаев не мог не упомянуть об этом даже в легкой комедии, пусть вскользь, но нельзя было не сказать о том, что отравляло воздух в тридцатые – фашизме, нацизме и его отечественном переводном – изме. Не цветами, это уже было понятно, будет усыпана дорога новых поколений. Удобренная трупами и пеплом земля оказалась плодородной. И сегодня тема «юберменшей» прозвучала бы с не меньшим успехом, как и тогда, но режиссер предпочла не останавливаться, не спотыкаться об этот «внесюжетный» момент. Публика, в отличие от своих театральных предшественников, это неоднократно звучащее в пьесе предупреждение не замечает, зато восемьдесят лет спустя после написания пьесы (а тогда это была современная пьеса) смеется собственным ассоциациям со словом «мездра».

«Запрещено будет угнетать!», — мечтает Завьялов о свободе нравов, а его автор о Свободе с заглавной буквы. «Детей будет воспитывать общество», — а вот это и вправду сбылось, статистика о брошенных детях и сиротах подтверждает. Нашлась-таки в пьесе привязка ко дню сегодняшнему. Впрочем, эти важные слова в спектакле проговариваются, а второстепенные, напротив, растягиваются, поются. Поют и танцуют в спектакле под стать уютному, домашнему помещению – самодеятельно. Больше кричат, чем поют, двигаются, подменяя пластику механикой. Зрительница по правую руку от меня заметила: «Как им (актерам) тяжело бегать по неровной, ступенчатой сцене», сетуя на их нелегкий труд. В том и дело, что тяжело и эта тяжесть передается в зал, а должна бы искриться энергия, заряжать…

Любвеобильный Завьялов «говорит о мирах, половой истекая истомою», а каждая из влюбленных в него барышень и рада воскликнуть «Мой муж – гений». Именно так назывался художественный фильм режиссера спектакля Татьяны Архипцовой, основанный на мемуарах вдовы Льва Ландау. В нем режиссера интересовала не столько личность великого физика, сколько его личная жизнь и отдельные «физические» ее подробности… Пресс-релиз спектакля лучше любого софита проливает свет на многие его подробности и смыслы. Из него узнаем, что «»Дорога цветов» продолжила тему, поднятую ею (режиссером — прим. Э.Д.) в драме о великом физике: «В спектакле мы хотели поговорить и о том, что в нашем обществе отсутствует договор между мужчиной и женщиной, вполне привычный на Западе. Там, в частности, есть даже передачи из цикла не «давай поженимся», а «давай оформим отношения». Дорогого стоит, когда режиссер заранее ставит публику в известность о своем замысле, это способствует единообразию понимания спектакля. Мог ли думать Валентин Катаев, что его пьеса окажется пророческой в плане урегулирования семейных отношений между супругами брачным договором?! А вот оно как обернулось! Шагающие по заднику сцены «штаны» в этом контексте обретают совсем иной смысл, но «нет, умолчу лучше, дочь моя!».

В прологе хор уведомлял зрителей, что спектакль обойдется «без поучений». Не обошлось. В финале зрителям на прощанье пожелали жить высокими идеалами. Так спектакль закольцевался и обрел форму басни, с обязательно выведенной моралью. Полный «облико морале». Спустя восемьдесят с лишним лет, а точнее, намедни к драматургам и театрам стали предъявлять повышенные требования по этой части. Им как ГОСТу соответствует спектакль. В нем, среди прочего, говорится «О вреде табака», и звучит это мнение из уст авторитетного источника — доктора (Владимир Воробьев), а еще все герои патриотично жаждут уехать в Крым (на велосипеде, в мягком вагоне, или просто уйти пешком). Нельзя не отметить и ко времени вписанный в спектакль эпизод молитвы комсомолки, который, разумеется, отсутствовал у автора пьесы. «Надо жить идеалами, большими и малыми», — заключают в спектакле, оговариваясь: «Только шаг от смешного до страшного». И он в спектакле сделан. Мечты о будущем героев пьесы – это наше настоящее и новые люди, создатели спектакля, себя не оправдали, пошли по старому пути. Речь не о «старых формах» или примитивной иллюстративности постановки, но о том, что спектакль, исполняемый в театральном доме «Старый Арбат» играют «чердачным» образом. В нем много примет «совка», которым не хватило веника, потому и пыли много.

Можно было бы все свалить на пьесу, но она, право, не так плоха (по тем временам), в ней когда-то блистала Цецилия Мансурова в роли Веры Газгольдер (эдакая мадам Грицацуева). Справедливости ради актриса Мария Говорова, исполняющая эту роль сегодня, и Ирина Кондакова (в нескольких ролях) единственные, чью игру (манеру, голос) можно отметить в спектакле. Зачем сегодня вставать на «Дорогу цветов» так и осталось невыясненным. Если цель в том, чтобы поведать публике о стране советов той поры, или о советской сатире так ведь есть куда более удачные примеры из Н.Эрдмана, М.Булгакова, В.Маяковского и др. Спектакль по этой пьесе, как оказалось, играют в Нижегородском театре «Комедiя» с подзаголовком (отпугивающим, но весьма точным) «ретро-гротеск». В «АпАРТе гротеском решили не прикрываться и свели историю в затянутую комедию положений, то и дело отравляемую дивертисментами, т.е. свели на нет. «Легкий, свободный, новый» говорят про главного героя пьесы, и именно этого зрители ждут от спектакля. «Проще, легче, веселее», — об этом говорил и К.С. Станиславский. Но не проще по содержанию, не легче по смыслу, и не затуманивая весельем. Недаром в пьесе В.Катаев поет дифирамб МХТ, вскользь припоминает А. Таирова. Произнося эти реплики, невольно хочется равняться на образцы, ну хотя бы ориентироваться…

«Дорога цветов» казалось бы, типичный пример плохого спектакля, о котором и говорить – время тратить. Шанс «расцвести» был: сократив спектакль, написав новую инсценировку, связав пьесу с настоящим не только штанами. Шансом не воспользовались, но он еще не упущен. Беда в том, что неискушенные зрители, попадающие на такие «мероприятия» в здания с табличкой «театр», принимают их за спектакли, т.е. считают, что в театрах нечто подобное и должно происходить: упрощенное, примитивное, с притопами и прихлопами. В общем, как дома у телевизора, но только в 4D. Оказываясь потом на спектаклях других театров и других режиссеров, которые не желают только развлекать зрителя, но заставляют его думать, публика, аплодировавшая «Дороге цветов», может растеряться, а иной раз и возмутиться тем, что ее обманули: не спели, не сплясали на сумму, указанную в билете. «Дорога цветов» — по сути – взгляд в прошлое, по форме и воплощению — дорога назад и для театра, и для публики. Не возрождение театральной традиции, но паразитирование на них. И дорог таких в Москве, да и по всей России предостаточно, ведут они и их строители в тупик. Но бывалая публика живет по заветам «Бременских музыкантов»: ей «любые дороги дороги». Одни дороги уму, другие сердцу, третьи только кошельку. «Дорога цветов» сродни дешевой антрепризе, к «ней не зарастет народная тропа». В то время как театральное поле Москвы заполонили цветущие и пахнущие (порою дурно) лютики-цветочки и сорнячки. «За окошком месяц май» – прополоть бы!

Фото с официального сайта театра.

«Театрон» http://teatron-journal.ru/index.php/item/2292-doroga_zvetov

Подписаться на комментарии (RSS)