Oh, those Russians!
28 июня, 2014 Кино
Слоганом «Распутина» могло бы стать: «Всем известные об известном всем». Дримкаст наяву, золотая россыпь отечественных премьеров и примадонн, фамилии в уточнении не нуждаются: от почетного удмурта Депардье и Машкова до Алферовой и Раппопорт. Впрочем, россыпь по ходу фильма разлетается врассыпную: здесь не столько каждый за себя, сколько от себя и о себе. Даже съемки в интерьерах Царского Села, где блуждают тени персонажей фильма, не помогли их исполнителям преодолеть рамки парадных портретов своих героев. Затасканность повествования отозвалась карикатурностью его участников. Среди счастливых исключений – царственная не по роли Фани Ардан, Владимир Машков с печатью и печалью молчания на челе и суетливо растерянная Анна Михалкова.
«Распутин» по содержанию и ритму вполне соответствует одноименной песне группы «Boney M». История восхождения от бескрайнего белоснежья тобольщины до кипенно-белых салфеток за обедом императорской семьи рассказана без знаков препинания, залихватски, вскачь. «Какой же русский не любит быстрой езды», — решили продюсеры и разделили проект пополам на «Распутина» (для российского проката) и «Raspoutine». Оба фильма, впрочем, плоть от плоти, режиссера Жозе Дайан, отличие российской версии в том, что она переосмыслена и перемонтирована Ираклием Квирикадзе. Иными словами, история о таинственном старце адаптирована для его потомков-соотечественников. Сама возможность «пересборки» и перекомпоновки фильма свидетельствует: «Распутин»-трансформер спаян непрочно. Сделан дорого, но ни уму, ни сердцу. Здесь мозаичность подменена фрагментарностью, динамика замещена клиповостью, а роскошь интерьеров, кажется, призвана не усладить взоры, а прикрыть сюжетные «швы». Однако сумбурность можно приписать художественному решению режиссера явить таким манером хаос стоящей на пороге войны и революции России.
«Распутин» совершенно справедливо не претендует на жанр исторического кино. Точны тут фамилии и имена, обстоятельства же, в которых они пребывают, скорее предлагаемые, чем документальные. С экрана в зал обращена не история, а гиштория (так тремя столетиями ранее называли лубочные повести, имеющие историческую подоплеку, потесненную, однако, вымыслом). «Распутин» — именно гиштория, которую нельзя воспринимать всерьез, но, осознав ее «несерьезность», вполне можно принять. Ведь не претендует же персонаж Распутина из «Хеллбоя» на звание исторического? Да и наследие кинематографа прошлого, густонаселенное Распутинами всех темпераментов и национальностей дает право на некоторый карт-бланш. Кто только не брался гипнотизировать с экрана публику: от воплотившего американскую мечту холопа в исполнении Лайонела Бэрримора до «кровопийцы» Кристофера Ли, от дьявольски обаятельного Алана Рикмана до «готичного» Франческо Кабраса. Перечень не полный и открытый. Но, как говорил персонаж Михаила Рощина: «Не русское все это…». В наших широтах, помимо хмурящего брови Ивана Охлобыстина, в фильме «Заговор» тема пророка в своем отечестве на долгое время оказалась исчерпана полотном, в название которого вынесена не растиражированная фамилия, но предсмертная мука болезни, от которой не в силах был исцелить Россию ни один знахарь – «Агония» Э.Климова.
Отличие «Распутина» от предшественников в том, что в его основе нет безответного вопроса: «Кто?». «Ангел ли хранитель, или коварный искуситель», мистик или шарлатан, распоясавшийся от власти мужик или надёжа России? Вопрос снят с экрана. Быть может потому, что «Кто?», в нашей стране неминуемо влечет «Кто виноват?».
«Не начинай этой войны!» — едва ли не главная фраза-пророчество Распутина в фильме, но попытки врачевать «папу», т.е. царя-батюшку и его боль (страну), успеха не возымеют: Россия и ей венчанный на царство захлебнутся в крови.
Распутин, которого современники почитали то за святого, то за сатану, здесь показан глубоко верующим человеком, борющимся с одолевающим его бесом. Этот образ порожден актерской памятью Депардье, сыгравшего повстречавшего дьявола аббата в одноименной экранизации «Под солнцем Сатаны» Жоржа Бернаноса. Распутин верен своей вере и вере в себя, потому он прежде всего целитель, врачеватель, пусть и не чуждый распутству, но путный человек. Он заговаривает кровь цесаревичу, а у самого кровь играет: «Сам же Гриша правит, пьёт и фрейлин е (…) т», — как писала З.Гиппиус, — все это в фильме присутствует, но, надо отдать должное, не смакуется, как и подробности интимной жизни Феликса Юсупова (убедительная работа Филиппа Янковского) и великого князя Дмитрия Павловича (Данила Козловский). Как и многое в «Распутине» все это подразумевается, или списывается на привычное: «Oh, those Russians!».
«The Hollywood Reporter»